Советские войска во Вьетнаме
Охота на "Шелестящую смерть"
Во время вьетнамской войны спецслужбы СССР похитили американский истребитель вместе с двумя пилотами. Поиски привели обозревателя "Власти" Евгения Жирнова в архив ЦК КПСС. Расследование продолжается*.
Справка То, что мне удалось получить копию документа о трофеях, было настоящим чудом. Которому, правда, помогла интуиция. Поработав в архивах, начинаешь чувствовать, что попало в общий доступ закономерно, а что отдали на растерзание историкам и журналистам по недомыслию. Справка посольства СССР в Ханое "О работе спецгруппы советских специалистов по изучению американской военной техники" явно относилась ко второму разряду. И поэтому я заказал копию, как только увидел ее название в описи свежерассекреченных дел. И, изъяв у меня дело, мне все-таки отдали ксерокопию. Во времена Ельцина чиновники избегали скандалов с прессой, и директор архива сделал вид, что не заметил моего трюка.
"Отбор и изучение трофейных образцов американской военной техники, а также знакомство с тактикой боевых действий вооруженных сил США во Вьетнаме ведется группой наших военно-научных специалистов в соответствии с договоренностью между министром обороны СССР и министром национальной обороны ДРВ. О работе наших специалистов в этой области имеется принципиальное согласие Фам Ван Донга и Ле Зуана (председатель совета министров и первый секретарь компартии Вьетнама.— 'Власть'), которые неоднократно заявляли о готовности оказать нам помощь в изучении американской военной техники. За период с мая 1965 г. по 1 января 1967 г. нашими специалистами было отобрано и направлено в Советский Союз свыше 700 различных образцов военной техники и вооружения США (по официальным вьетнамским данным, 417), в том числе части самолетов, ракет, радиоэлектронного, фоторазведывательного и другого вооружения. Кроме того, советские специалисты подготовили десятки информационных документов по результатам изучения как непосредственно образцов техники и вооружения, так и американской технической документации. О большой пользе проделанной нашими специалистами работы свидетельствует, в частности, то, что по ряду отобранных и изученных образцов принято решение ЦК КПСС о внедрении и освоении их нашей промышленностью (УРС 'Спарроу-3', различная радиоэлектронная аппаратура, агрегаты самолетов и двигателей и т. д.), а многие информационные документы получили высокую оценку советского командования. Информация об изучении техники и тактики действий американской авиации, а также рекомендации о методах борьбы с ней передаются вьетнамским друзьям.
Известно, что основным методом отбора образцов советскими специалистами по установленному вьетнамской стороной порядку являются их поездки к местам падения сбитых американских самолетов. Однако вьетнамские товарищи, используя различные предлоги, скрывают от нас места падения самолетов и оттягивают поездки к ним даже при положительном решении вопроса о поездке. Поэтому зачастую главным источником информации о местах падения самолетов являются наблюдения советских специалистов. Имеется немало примеров, когда до прибытия наших специалистов сбитые самолеты осматриваются квалифицированными специалистами, как теперь выяснилось, китайскими. Так, в январе с. г. был сбит ракетой разведывательный самолет усовершенствованного образца. Наших специалистов пригласили осмотреть этот самолет, но когда они явились на место, то там оказались китайцы, которые уже сняли все ценное оборудование, а остатки самолета подготовили к взрыву. Это было весьма неприятно для вьетнамцев, и, чтобы как-то сгладить впечатление, они передали нашим специалистам ракету 'Шрайк', которую длительное время добивались получить наши товарищи.
Как ни парадоксально, но эффективным методом добывания образцов стало установление хороших отношений во время поездки к местам нахождения сбитых самолетов с местными властями и с некоторыми сопровождающими наших специалистов вьетнамскими военными. Много отправленных в Советский Союз образцов добыто именно в результате такого непосредственного изъятия образцов на месте, а не официальной их передачи. Следует отметить, что официальные представители научного отдела ПВО и ВВС ДРВ по указанию вышестоящих лиц запрещают нашим специалистам обращаться во время поездок непосредственно к местным властям за получением образцов, строго контролируют действия наших специалистов и нередко мешают этой важной работе. Аналогичным образом обстоит дело и с обменом военной информацией. Как правило, наших военных информируют в самом общем виде, упрощенно, а иногда и просто скрывают истинное положение, что, по существу, ведет к дезинформации. Фактически слабо выполняется достигнутая договоренность о том, что наших специалистов будут ежемесячно информировать об обстановке и действиях противника, воздушных боях, регулярно будут передаваться допросы пленных американских летчиков, читаться обобщенные доклады о применении помех, по использованию американских ракет и тактической авиации ВВС и ВМС США.
Настоящая справка составлена по материалам старшего группы наших специалистов по изучению трофейной техники полковника Колотильщикова".
На первый взгляд документ ничуть не приближал к разгадке похищения самолета. Но это только на первый взгляд. Во-первых, стало ясно, что истребитель с двумя пилотами не похищали до 1 января 1967 года. Иначе в справке что-то об этом обязательно проскользнуло. И это отсекало довольно значительное количество экипажей из списка пропавших без вести. Кроме того, из справки следовало, что советские специалисты действовали только на территории Северного Вьетнама, а значит, из списка можно вычеркнуть тех, кто исчез на юге. Круг поиска значительно сузился: оставалось 12 экипажей, пропавших на А-6, 34 экипажа на F-4, 3 экипажа на F-105 и 4 экипажа на F-111. Во-вторых, существовала спецгруппа во главе с полковником Колотильщиковым. Но как их найти и захотят ли они что-нибудь рассказать (наверняка все они из спецслужб)? Поэтому начать я решил с третьей зацепки: "По ряду отобранных и изученных образцов принято решение ЦК КПСС о внедрении и освоении их нашей промышленностью". Значит, если похищенный самолет или какие-то его элементы использовались у нас, на это должно быть решение Политбюро или Секретариата ЦК КПСС. Решения Политбюро были недоступны. А вот картотекой решений Секретариата мог пользоваться любой желающий. И я немедленно заказал все решения, касающиеся авиапромышленности.
Я стал рассуждать дальше. Допустим, самолет похитили и привезли в СССР для копирования. Какому КБ это могли поручить? Я вспомнил рассказ Степана Микояна о том, что КБ Сухого восстановили в 53-м именно для копирования американского истребителя. А из того, что мне говорили ветераны власти, следовало, что второй человек в партии и гроза аппарата ЦК КПСС Суслов ввел следующий порядок: всегда смотреть, какие решения принимались в аналогичных случаях раньше, и поступать так же. Так что, если американский самолет, похищенный во Вьетнаме, или его фрагменты копировали и если в принятии решения участвовал Суслов, заниматься самолетом поручили, скорее всего, КБ Сухого. Конечно, в этом рассуждении было слишком много "если". Но я решил присмотреться к самолетам Сухого повнимательнее. Через несколько дней я шел со Старой площади мимо Политехнического музея. И вдруг увидел объявление: "Авиавыставка". Зашел, хотя и не ожидал увидеть ничего путного. Ожидание, в общем-то, оправдалось. Выставка размещалась в небольшом зале, а вся техника была представлена моделями, склеенными из наборов, продававшихся в магазинах. Но сделав несколько шагов, я остановился как вкопанный. Рядом стояли две модели самолетов — американского F-111 и советского Су-24. Специалист, наверное, мог бы найти между ними не один десяток отличий, но для непрофессионала машины были похожи как две капли воды.
Я отправился в КБ Сухого. Представитель пресс-службы согласился увидеться со мной безо всяких условий: "Хотите что-то узнать об истории фирмы? Никаких проблем, приезжайте". Но как только он узнал, что меня интересует история создания Су-24, или Т-6-2, как он именовался до принятия на вооружение, настроение пресс-секретаря сразу же изменилось. Он почему-то очень не хотел, чтобы я занимался именно этой машиной. Вначале он уговаривал: "Возьмите Т-4. Грандиозный проект, тяжелый бомбардировщик, мы сделали великолепную машину, а из-за интриг конкурирующих фирм, я имею в виду Туполева, зарубили. Вот это история!" Но я продолжал настаивать на своем. Пресс-секретарь не унимался: "А чем вам не нравится Т-10, наша гордость? Вы же знаете Су-27. Истребитель века! Там столько замечательных историй. А как его делали палубным! Мы соберем людей, и они вам все расскажут. Дался вам этот Т-6. Самолет как самолет, ничего необычного". "Я читал,— говорю,— что его построили как-то невероятно быстро, в рекордные сроки". Мой собеседник совсем сник, начал рассказывать об имевшихся до того наработках по Т-6, а потом вдруг сделал необычное предложение: "Бросьте вы это дело. У меня есть другое предложение. Надо написать гимн нашей фирмы. Мы за это прилично заплатим". В общем, мы ни о чем не договорились. Я не получил ни одного контакта с участниками проекта Т-6-2. Однако важнее было другое — ощущение, что найден нужный след.
Точно такое же серое лицо, как и у пресс-секретаря, было и у одного из бывших руководителей советского военно-промышленного комплекса, когда я перевел разговор с его славных дел на историю создания Су-24. Я точно знал, что на протяжении всей вьетнамской войны через его руки проходили все документы по авиационным делам. Но он ясно дал понять, что сам ничего рассказывать не будет. Зато вспомнил такую историю. Один из его бывших шефов — бессменный заведующий отделом оборонных отраслей промышленности ЦК КПСС Иван Сербин — будто бы любил говорить: "От журналистов пользы не бывает никогда. Сплошной вред. Поэтому, если к вам такой явился, дайте то, что он просит, и быстренько проводите его, пока он чего-нибудь лишнего не увидел и в своей газетке не расписал". (Честно говоря, верилось в это слабо. Чтобы Сербин, которого в ЦК называли Иваном Грозным, опасался ручной партийной прессы?) А после этого товарищ, проверив, выключен ли диктофон, тихо сказал, что кто-нибудь, выполняющий завет Сербина, обязательно найдется. И дал несколько фамилий и номеров телефонов. Раскололся номер второй из этого списка. Произошло это как-то между прочим. Мы сидели с ним и обсуждали взаимные заимствования идей и конструкций в военной технике. Он рассказывал, какие оригинальные идеи увели у нас американцы. И как пришлось возиться с изменениями в системе ПВО, когда в Японию перелетел советский пилот Беленко на МиГ-25. Потом порассуждал о том, насколько похож на этот "МиГ" американский F-15. — Но мы же у них тоже угоняли самолеты,— говорю. — Не без этого,— кивает,— "Фантом" притащили ребята из разведки, это называлось операция "Призрак", и еще этот, F-111, тоже добыли.
Теперь надо было искать людей из спецгруппы полковника Колотильщикова.
Трофейщики Я пытался разыскать советских трофейщиков, работавших во Вьетнаме, думая, что они сотрудники спецслужб. Но ни одна из задумок не давала результата. Ветераны спецслужб вроде бы что-то где-то когда-то слышали о них, но ни одной фамилии не называли. Я нашел даже подписавшего записку о работе группы полковника Колотильщикова дипломата Виктора Звездина. Но он, неохотно признав, что был во Вьетнаме, от авторства категорически отказался и утверждал, что такого документа никогда не видел. И никакого отношения к трофеям не имел. А в ДРВ занимался советско-вьетнамскими связями. На вопрос: "Какими именно?" — он, подумав, ответил: "Культурными". Парторг посольства и резидент КГБ тоже ничем не помогли. Оставался один старый и хорошо работавший в советские времена способ — публикация в прессе. Тогда люди любили писать в газеты, и в потоке писем, приходивших после практически каждой более или менее интересной статьи, можно было выловить какую-то полезную информацию. Уверенности, что это сработает, не было, ведь теперь письма приходят в день по чайной ложке.
Оказалось, что трофейная группа существовала с небольшим перерывом на протяжении всей войны. Состав ее менялся, но было несколько человек, которые приезжали в ДРВ по два-три раза. И с них стоило начать. Конечно, куда интереснее были старшие этой группы. Но к тому времени все они ушли из жизни. То, что рассказывали трофейщики, было крайне интересно. Да и сами они оказались знатоками своего дела и очень интересными собеседниками. Во время этих многочисленных интервью выяснилось, что некоторые из них были награждены боевыми орденами, причем абсолютно заслуженно. Например, за то, что снимали совершенно неповрежденную ракету с упавшего и продолжавшего гореть "Фантома". Правда, бывали и другие примеры. Одного члена трофейной группы, как мне рассказывали, уже в Союзе наградили, а затем лишили награды. За неудачное копирование самого жестокого и эффективного американского средства борьбы с живой силой противника — шариковых бомб. Как утверждали его коллеги-трофейщики, он не был виноват в неудаче. Авиационное начальство решило улучшить американскую разработку, чтобы она подходила для советских условий. И поручило сделать так, чтобы кассеты с шариковыми бомбами можно было долгие годы хранить на складе. Кассету сделали прочнее и герметичнее, чем американскую. И храниться она могла десятилетиями. Но вот раскрываться стала в полете довольно плохо. И на испытаниях в присутствии первого лица военно-промышленного комплекса страны Дмитрия Устинова кассеты с трудом открылись, а шариковые бомбы вместо того, чтобы лететь на головы условного противника, начали колотить в обшивку самолета. К счастью, они не взорвались. Все ветераны в разной форме сетовали на вьетнамских товарищей, мягко говоря, не помогавших советским друзьям в сборе ценных образцов вражеской техники. Но это были только детали, дополнявшие текст записки о группе Колотильщикова. Трофейщики не были теми ребятами из разведки, о которых мне говорил бывший руководитель оборонной промышленности. Теми, кто добыл F-4 и F-111.
Но как найти этих ребят? Вероятнее всего, думал я, добычей самолетов занималась военная разведка, а не КГБ. Эту догадку подтверждали мемуары одного из ведущих конструкторов КБ Сухого Олега Самойловича: "У нас очень грамотно делало свое дело Главное разведывательное управление Генерального штаба (ГРУ ГШ). Там работали специалисты, очень квалифицированные инженеры. А вот в службе внешней разведки КГБ сидели дилетанты. И когда меня приглашали на Лубянку для оценки добытой ими информации, у меня создавалось впечатление, что все данные они черпали из открытой печати, а затем обобщали их при помощи ножниц и клея. В памяти не осталось ни одного случая, когда бы мы получили от КГБ действительно ценную, нужную нам информацию. Я даже как-то пошутил на Лубянке: 'Вы зря платите деньги своим резидентам. Я за эти деньги добуду информации в десять раз больше'. К счастью, КГБ мою шутку никаким сроком не оценил". Но люди из научно-технической разведки из обеих спецслужб — КГБ и ГРУ — отыскивались одинаково плохо. Разговоры с ними шли негладко и по большей части заканчивались ничем. Кое-что занятное они, конечно, рассказывали. Но люди из госбезопасности очень быстро и единодушно переходили на тему предательства и кляли изменников. Рассказывали, что у них подозревали в работе на американцев одного из руководителей службы, Героя Советского Союза. Ко всему прочему среди тех, кто соглашался хоть что-то говорить, не было никого, занимавшегося авиацией. Однако из-за всех этих разговоров о предательстве и самолетах я вспомнил одну почти забытую историю. Когда в 1976 году в Японию на МиГ-25 перелетел старший лейтенант Беленко, трясли всех, кто имел к нему хотя бы малейшее отношение. Допрашивали даже мать моего одноклассника, которая когда-то работала вместе с матерью Беленко. А вдруг, подумал я, контрразведчики, которые вели это дело, привлекали для консультаций тех людей из разведки, которые имели опыт похищения самолетов?
— Ведь мы так и не нашли того, кто уговорил Беленко перелететь. Столько народу перетрясли — и пусто-пусто,— сетовал он. — А что, такой человек существовал? — спрашиваю. — Обязательно. Без этого никак нельзя. Это же классика,— он разгорячился.— Я сам такую же операцию проводил. А они Беленко ублатовали в отместку нам. — Вы F-111 угнали? — уточняю. — Нет, "сто одиннадцатый" — это работа ГРУ. Они "заглушили". А мы взяли F-4 "Фантом",— он помолчал.— Собственно, об этом можно и рассказать. У нас перебежал человек, он был в курсе деталей операции "Призрак". Так что американцы об этом все знают. Но я вам все ж таки без лишних подробностей расскажу. Началось все с F-111. Грушники его во Вьетнаме взяли и с большой помпой в узких кругах в Союз доставили. Начальнику ГРУ Ивашутину Петру Ивановичу за это дело вскоре генерала армии дали. А наш Юрий Владимирович Андропов не то что обиделся, но хотел показать, что мы не хуже. А тут Минавиапром попросил добыть "Фантом". Фрагментов его привозили и из Вьетнама, и с Ближнего Востока много. Но министерство попросило добыть целый. Он же, как наш танк Т-34, уникальная по живучести и долговечности машина. — Ну и как вы его добывали? — А тем же способом, что американцы потом с Беленко обошлись. Только мы тоньше сработали. Мы покрутились в барах возле авиабаз в нескольких странах. Тех, что недалеко от наших границ. Присмотрели экипаж — пара ребят, охочих до денег. Так, эдак поговорили и договорились. Аванс обеспечили. В назначенный день у них тренировочный полет. Взлетели они — и над морем к нашей границе. Потом прижались к воде и пропали с экранов радаров. А чтобы они не заблудились, мы посудины рыболовецкие поставили по маршруту. Вот так они от одной к другой дошли до берега и сели на наш аэродром. Мы все как по часам разыграли. Их тут же вертолетом к "месту крушения" доставили, и они уже в воде включили радиомаяки. — И что было с ними потом? — Мы им заплатили, как договаривались. Потом они тихо уволились со службы. Все, конец истории. — Это были американцы? — Да какая разница? Американцы, англичане, норвежцы, японцы. Кто вам больше нравится, того и запишите в наши партнеры.— Он явно до сих пор гордился этим успехом. — Да, а F-111 как "заглушили"? — любопытствую.
— Странно как-то,— говорю.— "Фантом" летчикам показывали, а F-111 прятали. — Так это большая политика. Леонида Ильича нашего Брежнева на пленуме ЦК обвиняли в том, что система ПВО у нас слабая. На Ближнем Востоке плохо себя показала. Вот на всякий случай "сто одиннадцатый" и держали. Кто-нибудь откроет рот — а вот поезжай и посмотри, какая у нас слабая ПВО. Новейший американский истребитель целехоньким взяли. Козырь в рукаве. На этом запас откровенности полковника иссяк. Ни сумму, в которую обошелся "Фантом", ни год, когда проходила операция "Призрак", он не назвал. И потому понять, когда был "заглушен" F-111, или "Шелестящая смерть", как его называли вьетнамцы, не удалось. Но все же это был прогресс в расследовании. "Фантом" отпал. А на F-111 под критерии поиска подходило только четыре экипажа. Два пропали в 1968 году, еще два — четыре года спустя.
Через некоторое время я убедился в том, что полковник говорил правду. Или, во всяком случае, ее часть. В библиотеке нашлись брошюрки, скорее, даже листовки об обоих истребителях, изданные Центральным аэрогидродинамическим институтом. Приведенные там данные F-4 и F-111 отличались поразительной точностью и довольно сильно отличались от того, что писали о своей продукции фирмы-изготовители. Было похоже, что самолеты в СССР все-таки испытывали. Или как минимум точно взвешивали и обмеряли. Но эти данные были опубликованы гораздо позже и 1968, и 1972 годов.
Были и другие детали. Та же Кузьмина писала о шасси Су-25: "Шасси по схеме было очень близко к шасси американского самолета F-111. Оно привлекало к себе своей компактностью — укладывалось в очень ограниченный объем. Но это хорошее его свойство плохо сочеталось с требованием базирования на грунте". Похожие места были и в воспоминаниях конструктора Самойловича: "Обводы носового конуса были нами скопированы с самолета F-111. В ходе летных испытаний обнаружилось, что излучение радиолокатора миллиметрового диапазона 'Орион' проходит через сильно заостренный радиопрозрачный конус с большими потерями. Для переделки обводов головной части самолета времени не оставалось. Поэтому мы просто затупили конус. Получилось некрасиво, но выхода не было".
Но приручить "Пуму", если верить этому же источнику, так до конца и не удалось: "Для участия в показательных полетах выделили самолеты из полка, базировавшегося непосредственно на аэродроме, где намечено проведение показа. На этот раз не волновались, ведь в предыдущий раз все прошло отлично. И вот полнейшая неудача. Во время тренировки при бомбометании неожиданно сразу на двух самолетах произошло несколько больших промахов — до 1,5-2 км. Сразу заподозрили прицельно-навигационную систему "Пума"... Проанализировали всю информацию, но понять, в чем дело, не смогли, дефект не поймали... Так этот случай и остался неразгаданной загадкой, его назвали эффектом исчезнувшей ошибки". Не стану ничего утверждать. Но когда-то в молодости я работал в организации, которая эксплуатировала украденные у американцев программы на скопированных у них же компьютерах. И внезапно появлявшиеся и исчезавшие ошибки встречались у нас на каждом шагу.
Я все больше склонялся к тому, что F-111 был "заглушен" в 1968 году. Но один из ветеранов-трофейщиков, с которыми я продолжал вести неторопливые разговоры, вдруг сказал мне, что был во Вьетнаме в 1973 году, когда Советскому Союзу передали кабину F-111. И рассказал, как радовался присутствовавший при этом заместитель министра авиапромышленности, увидев там невредимую электронную "начинку". Получалась нестыковка. Если самолет взяли в 1968 году, то чему же так радоваться пять лет спустя? Пришлось вновь встретиться с высокопоставленным ветераном военно-промышленного комплекса. Он задумался, а потом сказал: "Вспомнил! Тот F-111, который 'заглушили', был с опытным, неполным комплектом электроники. Вот с ней потом и мучились. А потом получили недостающие блоки. Вы бы посмотрели постановления ЦК! Там ведь было решение об использовании ценных сведений по американскому самолету. Так тогда формулировали". Решения Политбюро оставались закрытыми. Как и дела, относившиеся к оборонке. Оставалось одно — просмотреть страницу за страницей все описи дел архива ЦК. Благо они не были секретными. И в документах 1968 года нахожу дело со следующим заголовком: "Проект постановления ЦК КПСС и Совмина СССР о работах по сверхзвуковому пассажирскому самолету ТУ-144, записки и справки отделов авиационной промышленности, решения, письма и информации комиссий, министерств, АН СССР, ведомств, заводов, конструкторов и летчиков о создании и производстве вертолетов В-12 и В-12М, самолетов с вертикальным взлетом и посадкой, фронтового ракетоносца, безаэродромного самолета и самолета-амфибии, электронно-оптических преобразователей, новых тренажеров и химических материалов, унификации пилотских кабин самолетов и вертолетов, расширении применения синтетических алмазов в оборонных областях промышленности, использовании ведущими НИИ и КБ ценных сведений по истребителю ВВС США и др. вопросы".
Потребовалось немного усилий, чтобы узнать, что Евгений Анциферов был во Вьетнаме старшим советником по авиации в 1967-1969 годах. В то же самое время главным советником был тоже летчик — генерал Владимир Абрамов. Летчиком был и военный атташе — генерал Алексей Лебедев. Просто идеальный подбор для проведения операции в воздухе. Охота на "Шелестящую смерть"
"Мое внимание к F-111 не осталось незамеченным" Точкой отсчета истории с похищением, несомненно, была арабо-израильская шестидневная война, которая началась в июне 1967 года. Арабские армии потерпели сокрушительное поражение. Конечно, в Москве считали, что виной всему не умеющие воевать арабы. Однако и советская военная техника, которой в обилии снабжались ближневосточные союзники СССР, показала себя не с лучшей стороны. Оргвыводы были сделаны моментально. В оборонные КБ зачастили маршалы, выяснявшие, что можно сделать, чтобы не отставать от Запада в военной технике. Способ если не перегнать, то хотя бы догнать Америку был неизменным все годы советской власти — копирование заокеанских образцов. И на авиационную выставку во французском Ле-Бурже, где должны были демонстрироваться новейшие боевые самолеты, отправилась небывалая по размерам делегация советских специалистов и конструкторов во главе с шефами военно-промышленного комплекса от правительства и ЦК Леонидом Смирновым и Иваном Сербиным. Звездой первой величины на этом салоне был, безусловно, F-111 — истребитель, которому бортовая электроника позволяла летать незаметно для локаторов ПВО на предельно малой высоте, огибая препятствия. К тому же благодаря изменяемой геометрии крыла он мог базироваться на небольших аэродромах вблизи фронта и имел огромную для самолетов этого класса дальность полета. А американская печать рекламировала самолет, разрабатывавшийся девять лет и стоивший налогоплательщикам несколько миллиардов долларов, как самое совершенное оружие XX века. Он мог тихо и незаметно доставить ракеты или бомбы точно к цели в глубине территории противника и уйти невредимым.
В советской делегации был специально нацеленный на F-111 человек — Олег Самойлович из КБ Сухого. Он вспоминал: "В 1967 году в Ле-Бурже проходила международная авиационная выставка, куда я был отправлен в командировку для изучения прежде всего конструкции самолета F-111. Машина находилась за ограждением, внутри которого несли охрану три сотрудника военной полиции США (МР). В первый день я фотографировал F-111 издалека. Но меня интересовали прежде всего детали: конструкция воздухозаборника и сопла, подвеска горизонтального оперения, количество и размер эксплуатационных люков и т. д. Поэтому на второй день я набрался храбрости, чтобы фотографировать машину уже вблизи. На третий день я уже обнаглел до того, что стал снимать самолет в упор, сопровождая каждый кадр подробным комментарием в записной книжке. Мое пристальное внимание к F-111 не осталось незамеченным. На четвертый день, как только я приготовился к съемке, внезапно двое из охраны самолета начали фотографировать с обеих сторон уже меня. Вот так я в первый раз 'засветился'. К F-111 я, разумеется, уже не подходил. Впрочем, это было и не нужно. За первые три дня мне удалось сделать более сотни уникальных подетальных кадров, которые потом очень помогли нам при создании самолета Су-24". Вот только снимки не могли показать самое ценное — электронную начинку истребителя и ее жемчужину — бортовой компьютер. Их нужно было добыть другим путем.
Что добывать, было очевидно. Где — тоже вопросов не вызывало. "Красная Звезда" писала: "В июле 1967 года газета 'Нью-Йорк пост' поместила сообщение, что Пентагон начал проведение секретной операции под кодовым наименованием 'Харвест рипер', которая предусматривала посылку шести истребителей-бомбардировщиков F-111A 'для нанесения молниеносного удара по Северному Вьетнаму'". По утверждению газеты, начальник штаба ВВС генерал Джон Макконелл, летавший на F-111A, "остался в восторге от способностей самолета проделывать путь с помощью системы электронных приборов и счетно-решающих устройств". Когда добывать? Чем скорее, тем лучше. А вот как — диктовалось политическими обстоятельствами. Плачевные результаты шестидневной войны стали причиной конфликта на прошедшем в том же июне 1967 года пленуме ЦК КПСС. В своей речи секретарь Московского горкома Николай Егорычев от критики арабских союзников перешел к разбору недостатков отечественной ПВО: "Меня, например, как члена Военного совета Московского округа ПВО, весьма беспокоит, что противовоздушная оборона столицы недостаточно надежна. Существующая система все более морально устаревает, модернизация ее должного эффекта уже не дает, создание же новой системы ПВО столицы слишком затягивается... Может быть, я слишком заостряю вопрос в силу своей недостаточной осведомленности. Но я считаю, оборона страны — слишком важное дело, потому ничего, если мы здесь в ЦК в чем-то обострим этот вопрос, лишь бы была польза делу. И еще... Я прошу, товарищи, правильно меня понять. Я никого не хочу обидеть, ни на кого не намекаю. Хочу только подчеркнуть, что каждый из нас в меру своего положения и того огромного доверия, которое нам оказано, несет высокую персональную ответственность перед партией, ее Центральным Комитетом как за свою работу, за свои поступки, так и за наше общее партийное дело". В разговоре со мной Егорычев говорил, что действительно не имел в виду никого персонально (см. "Власть" #25 за 2002 год). Однако товарищи по ЦК прекрасно поняли, на кого он не намекает. Оборонку курировал Брежнев. А сам генеральный секретарь по реакции присутствующих понял, что вопрос о недостатках отечественных вооружений может стать платформой для объединения всех недовольных им партийных бонз, таких, например, как члены Политбюро Шелепин и Воронов. "Когда после выступления Егорычева был объявлен перерыв,— вспоминал Геннадий Воронов,— я покидал зал вместе с Шелепиным, и он мне говорит: 'Во, Геннадий Иванович, выступление! А?' Я отвечаю: 'Стоящее'. И, оглянувшись, вдруг вижу, что сзади в двух шагах идет Леонид Ильич и смотрит на нас... Я обомлел: надо же, подслушивает!" "После перерыва,— рассказывал много лет спустя Александр Шелепин,— очередные ораторы свои заранее заготовленные речи начали с проработки Егорычева, причем чуть ли не одними и теми же фразами. Свое пространное заключительное слово Брежнев почти целиком посвятил Егорычеву, доказывая, что ЦК много и последовательно занимается обороной страны, а уж в особенности противовоздушной". Так что добывать F-111 нужно было так, чтобы доказать максимальную эффективность советских сил и средств ПВО — что они способны обеспечить захват даже новейшего неуловимого самолета.
В срочном порядке началась смена руководства группы советских военных специалистов (ГСВС) во Вьетнаме. Генерал Владимир Абрамов был единственным за все время вьетнамской войны старшим этой группы из авиации ПВО. В 1990 году он писал: "Предложение отправиться во Вьетнам в качестве руководителя советских военных специалистов я воспринял как высокую честь и доверие. Сборы были недолгими. После медицинской комиссии — встреча с тогдашним главнокомандующим ПВО страны маршалом Советского Союза П. Ф. Батицким". Правда, однако, заключалась в том, что никакая медкомиссия не должна была разрешать Абрамову служить в тропиках. Он был болен, с трудом ходил. Ему в порядке исключения разрешили взять с собой в ДРВ жену, чтобы она могла ухаживать за ним, и отправили к месту назначения. Решение командования объяснялось просто: генерал был известен своей решительностью. Во время Отечественной войны он спас командира эскадрильи, сбитого над занятой немцами территорией. Абрамов посадил истребитель рядом с машиной командира, забрал его и под обстрелом смог взлететь и уйти на свой аэродром. После войны он считался лучшим специалистом в стране по ночным полетам. А по предположениям советских специалистов, F-111 должны были летать главным образом ночью. Дальнейший ход событий мне частично помог восстановить начальник штаба ГСВС полковник Борис Воронов. Он рассказывал, сверяясь со своими записями, и проверял, правильно ли я записываю имена вьетнамских товарищей и названия городов и аэродромов: "27 сентября 1967 года состоялось совещание у заместителя начальника Генерального штаба ВНА старшего полковника Фунг Тхе Тая. На совещании решали ряд важных вопросов, в том числе о борьбе с новыми типами американских самолетов SR-71 и F-111А... В этот же день мы получили сообщение, что к нам летят из Советского Союза военные специалисты — 43 человека. Из Москвы до Пекина советским самолетом. От Пекина до Наниня у вьетнамской границы — китайским самолетом Ил-18, а от Наниня до ханойского аэродрома За-Лам — двумя рейсами вьетнамского Ан-24. Этими же рейсами летят наш посол Щербаков и генерал-лейтенант авиации Абрамов, который назначен старшим группы СВС в ДРВ". В том, что посла Илью Щербакова вызывали в то же время в Москву для инструктажа, не было ничего странного. В его официальных биографиях говорилось, что до перехода в МИД он работал в ЦК, а до того служил в Советской армии. Некоторые его коллеги уточняли, что в военной разведке. Так что его участие в операции было вполне естественным. В декабре 1967 года досрочно заменили старшего советника по ВВС. Им стал опытный летчик генерал-майор Евгений Анциферов, как и Абрамов имевший значительный опыт ночных полетов. Его команда, по словам Воронова, состояла из летчиков-асов. Оставалось дождаться широко анонсированного прибытия F-111. Не исключено, что американцы с помощью агентуры в Ханое узнали о необычном скоплении летчиков и нанесли удар. Воронов вспоминал: "17 ноября 1967 года утром рядом с домом, где жил наш военный атташе генерал-майор Лебедев, взорвалась американская ракета 'Шрайк'. Осколки от взрыва этой ракеты изрешетили находящийся рядом дом, где жили генерал Абрамов, а также офицеры аппарата военного атташе. Комнаты и все, что в них находилось, были изрешечены осколками ракеты. К счастью, никого из жильцов в это время не было". Не дремала и вьетнамская агентура. О прибытии долгожданных шести F-111 на авиабазу Такли в Таиланде в Ханое узнали в тот же день — 17 марта 1968 года. Вскоре в Северном Вьетнаме познакомились с американской новинкой вплотную. Самолет появлялся неожиданно и почти бесшумно, сбрасывал бомбы и исчезал, за что и получил кодовое имя "Шелестящая смерть". Теперь оставалось найти, когда, как и какой самолет был захвачен.
Как рассказывал полковник Воронов — и это подтверждалось множеством других источников,— в 1968 году американцы потеряли во Вьетнаме три F-111 — 28 марта, 30 марта и 22 апреля. В списке пропавших без вести числились экипажи только первого и третьего самолетов. То есть было установлено, что пилоты, пропавшие 30 марта, точно погибли. А то, что этот самолет советские спецслужбы не захватывали, подтверждалось и найденным в архиве докладом министра обороны СССР Гречко генеральному секретарю ЦК КПСС: "30 марта с. г. в районе Ханоя огнем зенитного ракетного комплекса СА-75М ('Двина') был сбит американский самолет F-111А... При налете на Ханой в составе ударной группы участвовало два самолета F-111А, которые действовали на средних высотах (6000-5000 м) с дозвуковой скоростью (250 м/сек) под сильным прикрытием самолетов F-105, F-4С и с постановщиком помех RB-66. При входе в зону ЗРВ самолеты F-111А увеличили скорость и вышли вперед, при этом интенсивность активных шумовых помех радиотехническими средствами резко возросла. Самолеты были обстреляны двумя ракетами. Встреча ракет с целью произошла на дальности 24 км. Признаком поражения самолета явилось резкое снижение интенсивности помех. Командование ВНА подтвердило поражение одного F-111А и сообщило, что самолет упал за пределами территории ДРВ и в настоящее время разыскивается. Окончательное заключение об эффективности стрельбы может быть сделано после изучения останков самолета. Однако можно предположить, что командование ВНА преднамеренно не дает доступа советским специалистам к останкам сбитого самолета".
В пользу того, что был похищен самолет, исчезнувший 22 апреля, говорило многое. Во-первых, дата. Сделать столь ценный подарок ЦК в день рождения Ленина было совершенно по-советски. Во-вторых, в докладе Гречко не говорилось о том, что советские специалисты получили доступ к первому самолету, сбитому 28 марта. И пометка на документе "Использовано при переговорах с тов. Фам Ван Донгом" означала, что на вьетнамского премьера прилично надавили с целью получения трофея. А если так, то в момент составления доклада — документ был датирован 17 апреля — F-111 еще не был захвачен, иначе и разговаривать с Фам Ван Донгом было бы не о чем. Но главным было другое. Я допытывался у специалистов, как можно заглушить самолет. И они объясняли, что это значит прервать его связь с базой, поставив радиопомехи. Не дать вызвать помощь, не дать сообщить, что его принуждают к посадке. В американских источниках об F-111, пропавшем 22 апреля, говорилось, что радиосвязь с ним была потеряна. Из двух остававшихся в списке экипажей один, исчезнувший 28 марта, отпал. Получалось, что в плен попали подполковник Эдвин Палмгрен (Edwin D. Palmgren) из американских ВВС и его напарник Дэвид Лео Кули (David Leo Cooley) из морской авиации. Именно их я и искал столько лет.
То, что такая операция была проведена, подтверждал и один из рассказов полковника Воронова — о том, что в марте 1968 года во Вьетнам приезжал генерал Георгий Гичко, начальник радиотехнических войск ПВО. По словам его сослуживцев, очень грамотный инженер. Постановка помех была как раз по его части. Так что схема операции могла выглядеть так. Ночью одиночный F-111 идет на задание. Экипажу помехами отрубают связь с базой, а советский пилот прижимает самолет к земле и принуждает сесть на северовьетнамском аэродроме. Пилотом мог быть генерал Анциферов: один из трофейщиков говорил, что за эту операцию ему присвоили звание Героя Советского Союза. А местом посадки, как считали мои консультанты, скорее всего, был аэродром Ной-Бай, где базировались МиГ-21. Далее самолет и экипаж нужно было переправить в СССР. Вряд ли на борту была вся необходимая документация по электронной начинке F-111, и экипаж, освоивший сложную технику, должен был стать отличной подмогой при ее копировании. Подтверждением переброски экипажа могла служить и рабочая запись главы российско-американской комиссии по поиску пленных Дмитрия Волкогонова. Он писал, что видел документ, где Политбюро разрешало вывоз ценных пленников в СССР. Восстановление пути переброски F-111 и его экипажа в СССР далось нелегко. Перегон своим ходом — по воздуху — отпадал. Во-первых, доверять пленным было нельзя. А во-вторых, отношения с Китаем в начале 1968 года испортились настолько, что, как вспоминал полковник Воронов, советских специалистов пропускали через его территорию крайне неохотно. По той же причине отпадала железная дорога. Оставался один путь — морем. Чтобы воспользоваться им, самолет нужно было разобрать, упаковать и доставить в порт Хайфона. Видимо, так оно и было. Судя по дневнику одного из представителей морфлота во Вьетнаме, погрузка могла произойти в первых числах мая. А чтобы отвлечь многочисленную агентуру противника, генерал Абрамов, за которым внимательно следили, с женой и несколькими сотрудниками выехал на море отдохнуть. Отдыхал он на спасательном судне "Аргус", где была мощная радиостанция для связи с Союзом. Скорее всего, ценный груз был отправлен на теплоходе "Алексей Толстой", ушедшем из Хайфона вечером 7 мая 1968 года. Судя по другим источникам, судно в нейтральных водах ждали советские боевые корабли, сопровождавшие его на пути домой.
Время от времени он запивал и становился обузой для своих опекунов, и от него решили избавиться. Самым русским способом. Ему выделили собутыльника с "железной" печенью и стали неограниченно снабжать спиртным. Несколько месяцев спустя его не стало. А второй пережил ликвидацию полигона и городка в Сарышагане и, если верить тому же источнику, до недавних пор доживал век в одном из закрытых городков, который курирует военная разведка. Офицер за давностью лет не помнил фамилий пленных и называл их "старший" и "младший". История выглядела вполне убедительно, и расследование можно было бы считать завершенным. Но несколько деталей все равно не укладывались в общую картину. "Заглушить F-111 на малой высоте - нереальная задача" По опыту поиска других пленных (см. "Власть" #9 за 2002 год) я знал, что их первым желанием всегда было отправить весточку домой. А здесь полная тишина. Понятно, что оставшийся в живых пленник должен бояться ответственности за разглашение тайн. Но за годы, прошедшие с начала перемен в СССР, можно было найти канал и способ, чтобы договориться с американскими властями. Учитывая, что за каждого возвращенного домой пленного предлагались огромные деньги, рискну предположить, что даже в рядах отечественных спецслужб нашлось бы немало желающих поспособствовать воссоединению пленника с его далекой родиной. Некоторое время я пытался найти объяснение этой странности, а потом наткнулся на другую. Оказалось, что генерал Евгений Анциферов никогда не был Героем Советского Союза и не представлялся к этому званию. Не получали наград в этот период ни посол Щербаков, ни генерал Абрамов. Получалась странная картина: самолет добыт, а участники операции не награждены. Версия о том, что награждения не было из-за особой секретности акции, выглядела неплохо, но не стыковалась с эпохой. Брежнев слишком трепетно относился к награждениям, чтобы забыть отблагодарить тех, кто ему помог. Генерал Анциферов давно погиб. Но остались его вьетнамские дневники и те, кто был с ним в ДРВ. Полковник Валентин Калугин рассказывал, что его командир летал во Вьетнаме нечасто и никогда не упоминал о подобном задании: "Если бы что-то такое было, он обязательно бы намекнул". В записях дневника за 22 апреля 1968 года не было ни слова о полете. До обеда Анциферов работал в посольстве — составлял планы работы, затем знакомился с атташе. В обед встречался с командиром северокорейских летчиков, воевавших во Вьетнаме. Вечером провожал товарища, беседовал с вьетнамским замначальника внешних сношений. Отправлял домой письма и сувениры. Получил приемник.
Вывод подтвердили специалисты из научно-технических служб ПВО. Так что глушение было придумано для того, чтобы скрыть ограниченные возможности советской оборонки. Получалось, что F-111 военные получили тем же способом, что и чекисты — F-4, а американская разведка — МиГ-25: с помощью элементарного подкупа пилотов. Видимо, действовали по обычной схеме. Нашли в баре возле авиабазы, дали аванс и гарантировали доплату после окончания операции. А на месте мнимого падения обещали разбросать обломки и включить радиомаяки, чтобы пилотов спасли свои. Но только в этом случае для политического эффекта самолет был нужен вместе с экипажем, и после посадки летчиков не отпустили.
http://www.kommersant.ru/doc/522965/ |
Центр миротворчества