Страничка Южно-Африканского Союза
 

Малые разведгруппы спецназа ЮАР

Джек Гриф

Часть I

     Во время наших операций в Родезии, 5-й РДО работал в основном вместе со Скаутами Селуса – для того чтобы изучить методы «ложных (псевдо) террористических» операций, которыми занимался этот полк. В ходе одной из таких командировок лейтенант Андре Дидерикс, или «Дидис», как его все называли, познакомился там с Крисом Шулленбергом, который осуществлял глубинную разведку в патруле-двойке глубоко на территории Мозамбика. «Шулли» вместе со своим напарником-негром провел несколько успешных операций, за что в итоге был награжден высшей военной наградой Родезии, «Большим Крестом за Отвагу». Крайне малое число Скаутов было готово работать в «двойке», кое-кто из полка считал, что это вообще форменное безумие. САС, например, никогда не работала малыми группами и редко когда посылала на операции группы, состоящие менее чем из 4 человек. «Дидис» вернулся в ЮАР с намерением создать в нашем спецназе малые разведгруппы. Но когда он озвучил эту мысль, то натолкнулся на сопротивление со стороны вышестоящих офицеров и даже своих коллег. Однако он сумел заинтересовать нескольких «шишек» и ему дали разрешение на проведение полуторамесячного практического курса. Я попал в число тех, кому предложили пройти курс, и вместе с Сэмом Фури и еще четырьмя оперативниками прибыл в назначенное время для прохождения курса. Идея патрулей-двоек показалась мне очень привлекательной – концепция малых групп, работающих в глубоком тылу врага, на мой взгляд, обладала огромным потенциалом. Два человека могут вести разведку под самым носом противника, оставаясь незамеченными – и одновременно выполнять диверсии, если потребуется. Но для начала, я хотел услышать, что нам расскажет «Дидис» и чему он научился от Шулленбурга.
      Первые несколько дней курс был посвящен принципам ведения разведки малыми группами: видеть, оставаясь незамеченными, и не оставлять следов. Это означало, что абсолютно все снаряжение необходимо маскировать. Каждую вещь красили в коричневый и зеленый цвета и обматывали изолентой – даже ложки: либо они должны быть деревянными, либо покрыты слоем пластика, чтобы избежать шума при еде. И каждая вещь привязывалась к «разгрузке» с помощью лески или тросика. Еще одним жизненно важным вопросом являлась связь – радиостанция должна быть сконфигурирована таким образом, чтобы в случае отступления ее можно было мгновенно вытащить из рюкзака полностью готовой к работе. Мы должны были отлично знать азбуку Морзе, поскольку большая часть сообщений велась именно этим, самым надежным способом. Такая разведка предполагала нахождение групп в непосредственной близости от вражеских позиций – а значит и вероятное использование оружия, оснащенного глушителями. Малые группы действовали глубоко в тылу врага, на большом расстоянии от границы – соответственно, следовало разработать особые процедуры эвакуации групп, на тот случай, если связь выйдет из строя. Группа должна придерживаться оговоренного расписания, маршрутов и точек рандеву – чтобы облегчить поиск с воздуха. Всё это называлось у нас «Штабными совещаниями» и прорабатывалось до мельчайших деталей. Пилоты должны были заучить имена разведчиков, во что они одеты, какое оружие имеют при себе, какими дымовыми шашками будут пользоваться и прочая и прочая – огромное количество информации, необходимой для того, чтобы найти группу и опознать ее.
      Собственно тактика работы малой группы была простой: быть начеку и остаться в живых! Никогда не ходить рядом или сидеть вместе, оставаться на максимальном удалении друг от друга, насколько это позволяет окружающая среда. Это куда безопаснее, это позволяет работать по противнику с двух сторон в случае боя, и самое главное – в такой ситуации разведчик гораздо более бдителен: его слух и обоняние обострены и не отвлекаются на присутствие рядом другого человека. Это требует высочайшей дисциплины, но необходимо для обеспечения безопасности и успеха малой группы. Некоторые разведчики не видели смысла в том, чтобы днем разделяться, и игнорировали это правило – последствия такого наплевательского отношения были печальными, поскольку оканчивались гибелью. Группа соединялась только на ночь.
      Ожесточённые споры вызвал момент подбора и совместимости бойцов в группе. Кто-то считал, что один из «двойки» обязательно должен быть чёрным. Я лично полагал, что основная задача группы заключается в том, чтобы оставаться незамеченной, а, следовательно, наличие именно что чёрного спецназовца необязательно. Но некоторые операции требовали максимального приближения к объектам, и вот там действительно требовался боец из «псевдо-боевиков», а поскольку дело происходило в Африке, то, да, он обязан быть чёрным. Также необходимо было принимать во внимание сочетание, которое мы называли killer-cooler, «лед и пламень». В идеальном варианте, один из разведчиков по своему характеру должен действовать более напористо, с хорошей агрессивностью, т.е. killer, «пламя» – в то время как его напарник, наоборот, занимал по ключевым вопросам более спокойную и расчетливую позицию (cooler, «лёд»). Таким образом, между собой они могли выработать наиболее оптимальную стратегию и действовать с максимальной безопасностью и эффективностью. Мы должны были научиться обращаться с фотокамерой и уметь снимать днем и ночью. Далее шел вопрос снаряжения, т.е. рюкзаков. На стандартные спецназовские рюкзаки пришлось нашивать дополнительные карманы и емкости. К обычному рюкзаку добавлялся еще один – суточный, для того, чтобы разведчик на 24 часа мог оставить основной рюкзак и произвести ближнюю разведку. Пища, вода, запасные батареи, палатки, фотоаппараты, объективы, радиостанции, бинокли, приборы ночного видения, спальные мешки, наборы для выживания, кухонные принадлежности – в общем, средний вес рюкзака равнялся 80 килограммам. Но это именно что средний – бывало и куда больше.
      Наконец мы приготовили все снаряжение и отбыли в Форт «Доппис» на практические занятия. Теоретический курс был коротким – всего-то два дня, а все остальное время шли практические занятия. В Форте «Доппис» мы круглые сутки занимались практическим ориентированием на местности. Мы должны были от руки нарисовать карту местности и суметь пройти по ней маршрут. Что в Анголе, что в Замбии местность, как правило, абсолютно ровная и лишенная каких-либо ориентиров – и идти по азимуту по ней, а тем более выйти обратно к ранее спрятанному тайнику – задача нешуточной сложности, требующая предельной концентрации. Необходимо помнить, что тогда у нас не было GPS-приемников или тому подобных спутниковых систем – они появились много позже, когда война закончилась, и все международные санкции с ЮАР были сняты. Мы лежали в секретах, наблюдая за каким-нибудь из временных лагерей, в которых чем-то занимался «Дидис». Курс закончился и нам сообщили, что не все из нас подходят для работы в малых группах – но, тем не менее, нас все равно будут привлекать для вспомогательных разведопераций, требующих присутствия малых патрулей. Нам так и не сказали, кто из нас прошел курс, а кто нет.
      Многие наши коллеги со скепсисом относились к идее малых групп и активно ее критиковали. Основным доводом с их стороны было то, что любой квалифицированный спецназовец способен работать в малых группах. В принципе, это было так. Действительно, любой спецназовец обладал такими навыками, но не все этого хотели и не все были готовы к тому, чтобы длительное время находиться под носом у противника без поддержки со стороны основных сил. У некоторых людей инстинкт выживания просто был сильнее, чем у других. После прохождения курса тактики малых пехотных подразделений, буквально с первых боевых операций Сэма Фури и меня привлекали в качестве наблюдателей. Мы сдружились и такой опыт нам здорово помог, так что во время практического курса мы решили быть напарниками в патруле-двойке. После того, как курс закончился, мы снова оказались в одной группе.
      Вышло так, что командующему 70-м оперативным армейским сектором в Катима Мулило потребовалось определить расположение артиллерийской батареи замбийской армии в городе Шешеки, на другом берегу Замбези. Нас направили в Катиму и познакомили с обстановкой. По плану мы должны были проникнуть на замбийскую территорию с помощью вертолета, и далее проделать путь пешком. Хотя эта батарея располагалась на другом берегу Замбези в каких-то четырех километрах от южноафриканского берега, пересечь реку на лодках или катерах возможным не представлялось – мы несколько раз пытались это сделать, но оказывалось, что риск был слишком велик. С другой стороны, это был один из тех моментов, когда в наличии имелись свободные вертолеты, экипажи летчиков горели желанием что-нибудь предпринять, а командование было готово пойти на определенный риск и послать «вертушки» через границу. Проблема заключалась в том, что единственным свободным вертолетом в секторе на тот момент был огромный 30-местный «Супер-Фрелон». Мы взяли с собой минимум снаряжения – чтобы перемещаться налегке и с максимальной скоростью. Территория, где нам предстояло работать, была более чем обитаемой, так что нам надо было оборудовать лёжку где-то в отдалении, каждую ночь прокрадываться в город и к утру возвращаться обратно. Поскольку работали мы совсем рядом с границей, то коротковолновые приемники (использовавшиеся для связи на большие расстояния) с собой брать не стали – вместо этого взяли более легкие УКВ-радиостанции; чтобы общаться со штабом в Катиме, через речку, их вполне хватало. Собственно инфильтрация прошла без сучка и без задоринки. Странное это было ощущение – спускаться бегом по трапу огромного пустого вертолета. Если бы кто-то засек момент нашей высадки, то наверняка предположил, что в Замбию готовится настоящее вторжение – вместо этого он бы с удивлением увидел, как из брюха этой гигантской птицы выскакивают всего лишь два вооруженных человека. Позже, во время войны, я несколько раз сталкивался с тем, что некоторые офицеры ВВС (не обычные летчики, а именно офицеры), не желали рисковать своими «Пумами» только для того, чтобы высадить или, наоборот, забрать всего лишь двоих. В итоге нам пришлось специально отбирать пилотов, которые были готовы идти на такой риск.
      Первую ночь мы потратили на то, чтобы оборудовать себе лёжку и НП около места нашей высадки, а следующий день – на наблюдение за прилегающей территорией и выявление реакции со стороны замбийцев (на тот случай, если они вдруг каким-то образом засекли нашу высадку). Утром нас поджидал неприятный сюрприз – температура сильно упала и нам пришлось лежать, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться, поскольку спальных мешков с собой мы не взяли. Было очень холодно, и поспать нам так и не удалось. Днем мы все-таки по очереди поспали – в то время как один из нас стоял на страже. Перед закатом мы приготовились к выходу – у нас были фотографии воздушной разведки, по ним мы и ориентировались – и пошли в городок. Шли мы медленно, используя ПНВ, постоянно держа в поле зрения дорогу и постоянно прячась, как только появлялся прохожий или машина. Кустарник был очень густым, и мы поневоле держались на тропинках. Мы проверили каждую тропу, каждую дорогу, каждый след, какому типу транспорта этот след может принадлежать – но так и не смогли обнаружить расположение батареи. Ближе к рассвету мы направились обратно к нашей лёжке. Мы тщательно проверили местность на наличие человеческих или животных следов и после этого устроились на дневку в густом кустарнике. Наши разгоряченные вспотевшие тела быстро остыли в холодном воздухе; я пытался заставить себя хоть чуть-чуть поспать, Сэм был в карауле. Увы, заснуть у меня получилось только после девяти, когда солнце начало припекать даже через листву. Вообще, заснуть – даже если ты очень устал – на открытом месте, без одеяла или спального мешка довольно тяжело, и к этому нужна своеобразная привычка.
      День прошел без приключений; когда наступила темнота, мы пришли на точку, где были прошлой ночью. Около полуночи мы уже шли по довольно разбитому просёлку, петлявшему в густом буше, рядом с основной дорогой. Несмотря на ночное время, движение по дороге было интенсивным – пешеходы, велосипедисты, какая-то бродячая собака, которая почуяв нас, поспешила прочь, гавкнув пару раз, и пара подгулявших местных жителей. Мы услышали шум приближающегося по главной дороге грузовика. Внезапно свет фар развернулся в сторону тропы, по которой мы шли, и мы были вынуждены просто рухнуть на землю, ровно там, где находились. Грузовик быстро приближался, я лихорадочно пытался откатиться с тропы и залезть в густые кусты. Колеса прошелестели совсем рядом со мной, в какой-то момент мне просто показалось, что меня раздавят. Мы быстро пришли в себя и прибавили шагу, ориентируясь на шум мотора. Неожиданно грузовик остановился. Мы услышали впереди какие-то голоса. Мы поняли, что впереди расположено нечто вроде дорожного поста и усилили бдительность. В ПНВ я разглядел шлагбаум, перегородивший дорогу, и караульного, стоящего рядом с ним. Солдат находился в каких-то двадцати метрах от нас. Скрытно подобраться к этому КПП было сложно: мешал кустарник, так что оставалось неслышно идти прямо по тропе. А уж незамеченными проникнуть на территорию – точнее продраться через буш – и вовсе было немыслимо. Так что оставалось только надеяться на то, что человек слаб и к своим обязанностям относится халатно. Около двух часов ночи караульный исчез и мы решили подобраться поближе. Мы проползли под шлагбаумом и выбрались на более или менее открытое пространство. В ПНВ я увидел артиллерийское орудие, нацеленное в сторону Катима Мулило, но тип орудия я распознать не смог. Я накрепко запомнил силуэт и характерные детали, после чего мы стали отходить обратно к нашей временной базе. Утром, когда холод спал, я записал всё, что смог увидеть в блокнот, связался по радио со штабом и запросил на вечер эвакуацию. Нам сообщили координаты места посадки вертолета, мы приступили к проверке территории. Она заключалась в круговом патрулировании с постоянными остановками. После того, как мы убедились в отсутствии активности неприятеля, мы расположились на НП и стали наблюдать за местом. В назначенное время мы услышали шум лопастей приближающегося вертолета. Огромная птица села, подняв облако пыли, спустился трап и мы немедля взбежали по нему. Спустя несколько минут мы были уже в безопасности на своей стороне границы, на авиабазе Мапача, где нас уже поджидала группа обеспечения. Расположение орудия нанесли на свежие фотографии аваиаразведки и нацелили на замбийскую пушку наши стволы.
      Территория, прилегавшая к Шешеки, спецназу была хорошо знакома – наши группы работали там на постоянной основе, выискивая лагеря СВАПО. Это было хорошей обкаткой команд в боевых условиях, а риск не так велик, как может показаться: в случае чего группы получали поддержку с воздуха, от сил быстрого реагирования и даже артиллерии – такое для спецназа было, скажем так, нечастым. Результатом являлось то, что планирование операции было тщательным, с учетом взаимодействия всех частей и подразделений, а молодые командиры групп обретали необходимый опыт.
      Как-то раз в ходе одной из операций мы запланировали пересечь Замбези на байдарках. В первую ночь я распорол днище своей байдарки о какое-то дерево, находившееся прямо под поверхностью воды. Вторая попытка – на следующую ночь – закончилась ровно с тем же результатом. В общем, переправиться мы смогли только с третьей попытки.
      В большинстве африканских рек, включая и Замбези, в изобилии водятся крокодилы и гиппопотамы – по этой причине операции на воде каждый раз превращались в опасные предприятия. Однажды мы готовились к операции с привлечением трёх малых разведгрупп – для разведки на юго-западе Замбии. Три группы-двойки (Мак и Бен, Сэм и Римпи, Тони и я) проплывут в байдарках 60 км вверх по течению реки Квандо. Затем группы разделятся и каждая будет прочесывать свой участок, чтобы подтвердить (или опровергнуть) сообщения о значительном присутствии боевиков СВАПО на этой территории. Тренироваться мы решили на той же Квандо – ежедневно проплывая на байдарках от Форта Доппис до моста Конголы (что составляло около 30 км) и обратно. В первый день, как это было заведено, главный сержант-майор гарнизона Девальд де Бир собрал нас и проинструктировал насчет правил поведения и техники безопасности. Он рассказал нам, что в тех местах, где мы ранее проводили свои тренировки, завелся огромный крокодил. Мы учли этот факт и направились к реке, чтобы собрать свои байдарки. На следующее утро мы приступили к тренировкам. Я услал первые две группы вперед. Тони совершенно не умел грести, так что нам потребовалось некоторое время, чтобы он мог ознакомиться с байдаркой и общими принципами гребли. Примерно через пять километров я услышал громкий всплеск и какие-то неясные комментарии напарников. Мы с Тони продолжали грести. Внезапно что-то сильно стукнуло в днище байдарки, и неведомая сила нас в буквальном смысле подняла из воды. Первое, что пришло мне в голову – мы нарвались на того самого крокодила, о котором нас предупреждал Девальд. Управление байдаркой мы потеряли; течение начало нас крутить и тащить обратно. Я сидел сзади и отчаянно пытался выправить наше судно, лихорадочно орудуя рулём. В следующую секунду я услышал хруст, и в байдарку хлынула вода. Я крикнул Тони, чтобы он оставался в байдарке, поскольку всё ещё полагал, что на нас напал крокодил – если бы мы прыгнули в воду, то рептилия бы мгновенно кого-нибудь из нас атаковала. Байдарка окончательно перестала меня слушаться, и я несколько раз выстрелил в воду, в надежде отпугнуть животное. Суденышко опять затрясло – тварь вцепилась в заднюю часть байдарки. Мы фактически уже тонули и я приказал Тони прыгать в воду и плыть к берегу, поскольку в этот момент байдарка остановилась – мы вошли в заросли папируса. Тони бросил свой АК, перекатился через борт и рванул к берегу. Я еще пару раз выстрелил в воду, и последовал его примеру, держа свой автомат в одной руке, второй лихорадочно загребая и ежесекундно ожидая, когда вокруг меня сомкнутся крокодильи челюсти. Наконец я доплыл до берега, он был в 20 метрах от того места, где случилось происшествие. Тони уже стоял по пояс в воде и помог мне выбраться на сушу. Как он так умудрился мгновенно добраться до суши – я не знаю до сих пор. Внезапно из воды показался огромный бегемот, еще раз куснул байдарку, потряс ее несколько раз, и потом скрылся в зарослях тростника. Мы вытащили байдарку из воды и каким-то чудом умудрились найти автомат Тони – слава Богу, что вода в Квандо довольно прозрачная. Правда, перед этим мы для острастки кинули в реку несколько гранат. Этот неприятный инцидент, в общем, не повлиял на нашу решимость продолжать тренировки – мы заменили разбитую байдарку на новую. На следующий день байдарка, в которой плыли Сэм и Римпи, была перекушена надвое этим же гиппопотамом. Тут наконец до нас дошло, что проникновение на территорию противника с помощью байдарок – мероприятие сколь рискованное, столь же и дурацкое. Мне невероятно повезло – огромные мощные челюсти гиппопотама, когда тот трепал нашу байдарку, прошли от меня в каких-то 15 сантиметрах, и я чудом избежал серьезной травмы. Увы, это один из минусов работы групп-двоек. Случись подобное на вражеской территории – у группы возникли бы нешуточные проблемы. Потеря байдарки автоматически означала, что группе пришлось бы добираться обратно в ЮЗА на своих двоих. А любое нарушение физического здоровья члена группы вообще сводило бы выполнение задачи на нет. Огнестрельное ранение, приступ малярии, вывих – в общем, любое происшествие, способное обездвижить одного из напарников, превращалось для здорового члена группы в нешуточную головную боль: необходимо оказать помощь напарнику, спрятать его в безопасном месте, отметить это место и после этого отправляться за помощью. Таким образом, каждый боец группы-двойки был обязан соблюдать максимальную осторожность и проявлять невероятную тщательность при планировании задачи и выполнении любых действий – чтобы свести к минимуму риск травмы. Как следствие, отсюда логически вытекало то, что напарниками были обязаны теснейше взаимодействовать и безусловно доверять друг другу.
      В другой раз мы нарвались на слонов. Мы с Тони вели разведку на территории Замбии – в период полнолуния. Как-то раз мы решили заночевать после длительного перехода на относительно открытом пространстве. Мы настолько устали, что решили рухнуть, как говорится, прямо там, где стояли – а перед рассветом тронуться дальше. Было уже поздно, и мы логично полагали, что бродить по этой территории ночью вряд ли кто будет. Мы завернулись в спальники и улеглись по привычной схеме – головами друг от друга, ноги соприкасаются: стандартная практика, позволяющая контролировать ситуацию. Я лежал на спине и смотрел на звезды, краем глаза я видел, как восходит полная луна. Тони уже крепко спал. Внезапно луна исчезла, как будто скрытая облаком. Я посмотрел направо и внезапно ощутил себя гномом: к нам неслышно приближался огромный слон, лениво размахивавший ушами. Я толкнул ногу Тони, он немедленно выглянул из своего спального мешка. Мы одновременно выпрыгнули из спальников и зашипели сквозь зубы. Напуганный слон мгновенно ретировался – так же беззвучно, как и подобрался к нам. Меня всегда восхищало то, как эти громадины могут так бесшумно передвигаться по бушу. На следующий день, когда мы остановились на перекур, я услышал, как в нашу сторону движется стадо слонов. Стадо, тем более с самками и малышами, куда опаснее, чем одинокий слон, так что я дал сигнал на пейджер Тони уходить. Мы навьючили на себя рюкзаки и быстро ушли, дав слонам возможность мирно пастись. У меня не было никакого желания ссориться со слонами, тем более на вражеской территории.
      В ходе одной из операций, которая проходила примерно в тех же местах, я выступал в роли офицера, контролирующего группу-двойку – и внезапно получил от них сообщение, что их преследуют замбийский солдаты и необходима «экстренная эвакуация». «Экстренная» в таких ситуациях означала, что вертолет, забирающий спецназовцев из условленного места, будет находиться под огнем (или может попасть под обстрел в любую секунду). Берега Замбези поросли лесом и вдоль них было не так много мест, пригодных для посадки вертолета. К счастью, у нас была «Пума», оснащенная необходимым оборудованием: толстый трос, на конце которого был груз и две нейлоновые стропы с карабинами. Другим концом трос крепился к фюзеляжу «Пумы». Данное приспособление не было официально одобрено ни одной из вышестоящих инстанций, что в сухопутных войсках, что в ВВС – а узнай про него кто-нибудь из службы безопасности полетов, то его бы просто хватил инфаркт. Но мы постоянно имели это снаряжение под рукой и, по счастью, нам всегда удавалось найти вертолетчика, готового рискнуть карьерой и использовать это устройство. Группа петляла, стараясь сбросить преследователей со следа, и к тому времени, как за ними прибыл вертолет, спецназовцы находились в лесу, под густыми кронами деревьев. Пилот сбросил им канат прямо через листву, но конец каната оказался в нескольких метрах выше, чем было необходимо. Тогда разведчики открытым текстом связались с летчиком и попросили его опустить машину пониже – тот без колебаний опустил свой вертолет еще на несколько метров. Со стороны это должно быть выглядело, как будто какая-то гигантская птица собирается устроиться в гнезде на ночь. Разведчики, наконец, устроились в нейлоновых петлях и дали сигнал пилоту. Тот поднял машину вверх и группа счастливо улетела в сторону Намибии – весь путь до базы спецназовцы проделали в упряжи, проносясь над верхушками деревьев. В районе Катима Мулило разведчикам всегда хватало работы. Если мы не могли обеспечить поддержку группам – из-за огромной нагрузки – то обычно просили об этом разведвзвод 32-го батальона «Буффало» (в итоге, вся разведка в этом секторе перешла к «буффаловцам»).
      Малые группы постепенно доказали свою эффективность – и как только командование в этом убедилось, то их начали нагружать работой по всему фронту: вдоль всей 1200-километровой границы с Анголой и Замбией. Местность там отличалась разнообразием: труднопроходимые джунгли и болота на востоке, безводные пустыни на западе. Соответственно, вносились определенные изменения в тактику и снаряжение. Но кое-что оставалось постоянным: тяжелые рюкзаки, ограниченный запас воды и вечные проблемы с ориентированием на местности.
      Постепенно и другие части спецназа захотели иметь у себя малые группы, и меня попросили разработать подготовительный курс. Моя главная цель при разработке этого курса состояла в том, чтобы построить программу, позволявшую одновременно и подготовить бойца для работы в малой группе и понять, насколько он подходит для выполнения такой задачи. Я не был допущен к отбору спецназовцев из других полков на этот курс, но я использовал свой опыт и практические знания, чтобы понять, что собой будет представлять кандидат. Я внимательно наблюдал за тем, как спецназовец готовит и содержит свое снаряжение. Я также изучал поведение кандидата, особенно в пабе. Те, кто отличался повышенной агрессивностью и бахвальством попадали в мой личный «чёрный список» – я предпочитал тихих, замкнутых и высокодисциплинированных бойцов. Первый этап курса проходил в учебном центре Дукудуку, в провинции Квазулу-Наталь. Сначала преподавались теоретические основы, а за ними следовали упражнения и экзамены по ориентированию в сосновых лесах, как днём так и ночью. На языке зулу «Дукудуку» означает «место, где человек блуждает во тьме». Надо отметить, что название полностью оправдывало себя – чтобы идти в кромешной темноте по густому сосняку, бойцу требовалось применять все свои умения и грамотно использовать компас. На следующем этапе, в заповеднике Умфолози, кандидаты подвергались нешуточному стрессу. Все тренировки проходили на индивидуальной основе, и ночевать бойцам в буше приходилось в одиночку – точнее, как правило, в компании гиен, которых там водилось в изобилии. Однажды утром я обнаружил одного из кандидатов сидящим на дереве и оглашающим округу воплями о помощи. Он вечером забрался на дерево и просидел там всю ночь – в то время как внизу бродили гиены. На следующий день он покинул курс, заявив, что это ему не по зубам. Ну, он с самого начала был для меня под вопросом. Третья фаза проходила в заповеднике Мкузе, где кандидаты учились работать в самых разных условиях окружающей среды. На территории заповедника были горы, ровные саванны, тропические прибрежные леса, болота, берега различных типов и даже небольшая пустыня около озера Сибава – она возникла из дюн под постоянным воздействием сильных ветров. На каждом из этих участков мы отрабатывали приемы и испытывали снаряжение. Что касается тактики, то, в основном, она состояла из навыков отражения нападения противника, ухода от преследования и заметания следов, способов патрулирования и прорыва из окружения. Также разведчик малой группы был обязан очень хорошо владеть навыками экстренной медицинской и просто первой помощи: как-то в ходе одного из упражнений, каждому из кандидатов довелось делать себе внутривенный укол. Кроме этого разведчики должны были уметь отлично пользоваться радиосвязью и работать с азбукой Морзе. Мои представления о том, каким должен был быть идеальный разведчик малой группы, постоянно вступали в противоречие с критериями отбора в спецназ – там очень важную роль играло то, насколько хорошо кандидат сможет работать в команде. Разведчик малой группы был в большей степени индивидуалистом, полагающимся только на себя, готовым действовать в одиночку и обладающим навыками выживания без всякой поддержки со стороны. Разведчик должен был также понимать, что он не всемогущ и не всесилен – и осознавать, какой конец его ожидает в случае нехватки воды, серьезного ранения или приступа малярии. Фактически он был обязан принять как факт, что его может настигнуть смерть в буше, и никто не придет к нему на помощь. Еще одним важным моментом было то, что разведчик был обязан избегать рэмбовской героики. От разведчиков требовалось собрать требуемую информацию и вернуться обратно незамеченными. Конечно, это красиво – нашпиговать пулями всю Анголу, в одиночку стереть с лица земли вражескую роту и добрести до базы раненным, усталым и с врагом на хвосте – но в реальности это означало полный провал. Даже в случае диверсионных операций малая группа должна была избегать контакта с противником любой ценой. Такие требования к «двойкам» приводили к тому, что другие спецназовцы вполне обоснованно обвиняли малые группы если не в трусости, то в том, что разведчики из «двоек» только и делают, что «всё время сидят в кустах».
      После того, как Родезия превратилась в Зимбабве спецназовцы из Родезийской САС перешли на службу в спецназ ЮАР. К этому времени малые группы уже составляли отдельное подразделение, состоявшее из трех групп-двоек. Мы тогда тренировались в Дурбане, и я узнал, что готовится какая-то крупная операция с участием 1-го РДО и 3-го РДО (временной части, состоявшей в основном из бывших родезийских САСовцев). Сводная группа отбыла из Дурбана на операцию, но через пару дней вернулась – возникли проблемы с транспортом, с навигацией, к тому же один военнослужащий получил ранение (он, сидючи в кузове грузовика, напоролся на низко висящий сук и вылетел из кузова). Планы поменялись, грузовики отремонтировали и группа приготовилась повторить операцию. И вот тут они обратились к малым группам за помощью – разведать дорогу, ведущую из Коматипурта, что на границе, до Мапуту и нейтрализовать блокпост на дороге. Мы договорились, что Мак и Бен произведут собственно разведку маршрута – это была старая проселочная дорога, которая вела от забора на горе Лебомбо вниз к асфальтированной трассе на мозамбикскую столицу. Неподалеку от места, где проселок примыкал к шоссе, находился блокпост. Мак и Бен проведут колонну грузовиков до этого шоссе и встретят их на обратном пути. А в нашу со Свани Сванепулом задачу входило нейтрализовать блокпост на все время операции диверсантов – а также перерезать телефонные провода, ведущие к Мапуту. Мы устроились на нашей стороне горы и начали наблюдать за дорогой и блокпостом. В общем, в операции ничего особо сложного мы не видели – здравый смысл плюс навыки работы в буше, только и всего.
      В день операции, перед самым заходом солнца, мы пересекли границу – проволочный забор, формально разделяющий две страны. Наши двойки разошлись – каждая группа направилась к своей цели. Мы дошли до асфальтированной дороги, и уже оттуда аккуратно подкрались к блокпосту, наблюдая за ним в наши приборы ночного видения. Послышался шум подъезжающей машины и мы укрылись. Когда грузовик проехал, то мы использовали шум мотора, чтобы подобраться еще ближе. В конце концов мы устроились у обочины, в 15 метрах и начали внимательно изучать блокпост. Он состоял из 200-литровой пустой бочки из-под горючего, установленной на самой середине шоссе. Рядом с ней стоял солдат ФРЕЛИМО, явно смертельно скучавший. Когда ему надоело стоять, он уселся на бочку, закурил и начал разговаривать сам с собой. Потом он ушел в палатку, где были остальные солдаты, мы слышали как они о чем-то там говорили. Выйдя из палатки он начал расхаживать взад-вперед, маршируя в типично русском стиле – большинство африканских повстанческих группировок, где были русские инструктора, перенимали эту манеру шага. Так продолжалось всю ночь. Мы решили, что кто-то из нас должен пересечь дорогу и подобраться к палатке, чтобы разведать, что там происходит. Я отполз от нашего НП, прополз вдоль дороги, пересек ее и подобрался к палатке. Запомнив ее расположение, я таким же макаром вернулся обратно к Свани, который присматривал за часовым. Появились какие-то местные и вступили в дискуссию с караульным. Нам было ясно, что блокпост большой проблемы не представляет и мы довольно быстро разработали план, как вывести его из строя. Две наших группы перережут телефонные провода на некотором расстоянии от блокпоста, потом мы подберемся к караульным и обездвижим их с помощью специального газа. После чего мы оставим листовки, поясняющие, что мы, южноафриканцы, воюем с АНК, а не с ФРЕЛИМО или народом Мозамбика. Ну, если кто-то из них оказал бы сопротивление, то понятно, что мы его бы убили – ножом либо из пистолета с глушителем. Наутро мы встретились с Маком и Беном (которые успешно провели разведку своего участка) и вернулись обратно в ЮАР.
      Сборная диверсионная группа прибыла на территорию учебного полигона отдельного 4-го пехотного батальона для окончательных проверок, подгонок и генеральной репетиции. Мы же держались отдельно, занимаясь своими делами и готовясь выступить в соответствии с нашими задачами. Нам никак пока не удавалось убедиться в том, что усыпляющий газ (предназначенный для нейтрализации охранников) работает. Газ нам передали парни из спецотдела полиции. Они клялись, что газ осечек не дает, но мы хотели лично убедиться в этом и проверить его действие. Добровольцев как-то не находилось, так что мы пошли искать морских свинок где придется. Сначала мы попытались опрыскать этим газом огромную лягушку-быка – газ на нее не произвел никакого впечатления и она презрительно ускакала. Нам это не понравилось Следующим нашим подопытным кроликом мы избрали чью-то корову, мирно пасшуюся у дороги. Она также проигнорировала наши действия и продолжала мирно щипать траву, несмотря на газ. Нам это не понравилось категорически. До операции оставалось всего ничего, а мы никак не могли понять, работает этот газ или нет. Но тут группа, которую оставили для наблюдения за блокпостом, сообщила нам, что по какой-то непонятной причине, «фреды» свернули КПП и уехали. Это случилось днем, за несколько часов перед тем, как началась основная операция. Т.е. нам оставалось только перерезать провода, а Маку и Бену – проводить основную группу к шоссе. Мы со своей задачей справились без проблем, а следующим утром из рейда вернулась и основная группа. Было довольно странно ощущать себя оторванным от основного отряда – парни делились впечатлениями от операции, а мы просто сидели и слушали. Хотя мы помогали провести операцию, но мы непосредственно в ней не участвовали. Непривычно.

https://archive.is/BU2i2

Музей миротворчества он-лайн

Центр миротворчества