|
«В желтой, знойной Африке, в центральной ее части…». Слова из шутливой песни Владимира Высоцкого о семейных трудностях обитателей черного континента известны всем. Думается, если бы тогда было можно, то известный советский бард обязательно посвятил песню военным советникам из СССР, которые отправлялись в африканские страны, чтобы помочь сформировать им свои вооруженные силы и отстоять независимость. Только эта песня не была бы такой веселой.
Если об участии советских военных советников (причем вначале даже с обеих сторон) в войне Эфиопии против Сомали известно довольно много, а о советнической работе в Анголе воин-интернационалист Сергей Коломнин создал целый сайт и ряд интересных публикаций, то Мозамбик остается белым пятном. О двух годах своей службы в этой стране рассказывает начальник военной кафедры Евразийского национального университета имени Льва Гумилева города Астаны (Республика Казахстан) генерал-майор Еламанов Уали Бисаканович.
— Спецкомандировка начиналась, как и у всех советских офицеров в тот период, с 10-го управления Генерального штаба. Правда, первоначально меня планировали отправить в Сирию, советником командира десантно-штурмовой бригады. Дело в том, что в 1987 году у меня за спиной, помимо учебы в Рязанском военном воздушно-десантном училище, было почти тринадцать лет службы в ВДВ, причем как в парашютно-десантных, так и десантно-штурмовых частях. Крайняя должность — заместитель командира экспериментального десантно-штурмового полка. Так что командование и решило меня направить на работу, так сказать, по десантному профилю. Да вот незадача — на Ближнем Востоке случилось очередное обострение военно-политической ситуации, и весь наш советнический контингент в Сирии задержали на полгода, по-видимому, в ожидании боевых действий.
И тогда мне предложили Мозамбик либо равнозначную должность в Вооруженных силах СССР. Решил ехать в Африку: во-первых, смена обстановки, а во-вторых, приобрести боевой опыт не помешало бы…
В конце декабря самолетом лечу на место. Добирались через Саудовскую Аравию и Йемен. В Йемене — стрельба, война, словом, очередная революция. Обстановка уже настраивала на боевой лад.
Прибыл в столицу Народной Республики Мозамбик — город Мапуту. Жара, тропики, а я в теплой гражданской одежде после морозной зимы в Москве. Прибывали и убывали, а также ездили в отпуск мы только в «гражданке» — наша военная сущность не афишировалась.
Представился главному военному советнику генералу Завадскому. Я уже знал, что направляюсь советником начальника учебного центра по подготовке воздушно-десантных войск. Располагался он почти на самом севере страны, неподалеку от города Накала.
Получив инструкции и краткое напутствие, 31 декабря 1986 года самолетом убываю в Накала. Борт, на котором я летел, был загружен продуктами для учебного центра. Так что мое прибытие принесло военным советникам двойную радость — и заменщик прибыл, и еду доставили. Продукты туда постоянно завозили по воздуху, хотя и дороговато это выходило. Продовольствие, как правило, закупали в соседнем Королевстве Свазиленд. Парадокс — армию социалистической республики кормили монархисты. Но в Африке еще и не такое случалось…
В общем, выхожу я из самолета и ищу глазами встречающих. Какие-то африканцы в странной униформе начинают разгрузку самолета, перенося мешки и коробки в грузовик с ржавой кабиной. И тут смотрю, за рулем грузовой машины смуглый европеец, одетый в непонятную одежду — смесь формы и «гражданки», зато с автоматом Калашникова. Увидав меня, вылез из машины, подошел, представился. Оказалось — один из моих подчиненных.
— А что это машина в таком ужасном виде? — не удержался я от замечания.
— Не обращайте внимания. Здесь из-за высокой влажности все такими становятся. Сами увидите, — ответил встречающий.
Учебный центр находился в 15 километрах от города Накала, там мы и жили. Советнический контингент состоял из 28 специалистов и переводчиков. Очень удивился, когда узнал, что до меня десантный центр возглавлял подполковник-танкист из Белоруссии, человек уже в возрасте.
Учитывая наступающий Новый год, знакомство осуществили за столом. Я под восторженные возгласы извлек из багажа главный сувенир с Родины — три бутылки водки. Отметили праздник, а с утра — за работу.
К моему огорчению, сработаться с заменявшимся подполковником-танкистом мне не удалось. Видимо, его задело мое удивление, поэтому и передача должности, и прощание прошли у нас напряженно. Когда я остался единоличным начальником, то организовал дело так, как считал нужным.
Предназначение нашего учебного центра заключалась в следующем — за полгода мы должны были из собранных здесь рекрутов подготовить сколоченный боеготовый парашютно-десантный батальон. Далее, нам ставили боевую задачу на применение батальона. Мы совместно с местным военным руководством разрабатывали боевую операцию, этот план утверждался в Мапуту, и затем отправляли своих учеников в джунгли на разгром антиправительственных группировок. Советникам категорически запрещалось участвовать в боях, чтобы в случае гибели и попадания тела мятежникам, а еще хуже — пленения в бою у врагов НРМ не было бы политического козыря — дескать, ваша власть держится на советских штыках. Впрочем, советнический аппарат в Мозамбике имел на тот момент довольно серьезную историю, начавшуюся еще в 60–70 годах. Наши советники, работая с партизанами, а впоследствии с бойцами народной армии, за долгие годы заслужили доверие и авторитет. Все это серьезно помогало в работе.
Готовили мы парашютистов по советской системе. Упор делался на тактику, огневую и физическую подготовку, прыжки с парашютом и рукопашный бой. Со временем у нас появились конкуренты — военные советники с Запада. Дело в том, что предыдущий руководитель НРМ — Самора Машел был более просоветски настроен, а сменивший после его гибели Жоакин Чиссано проводил лояльную Западу политику. Западные спецы привезли с собой все необходимое для удобства, а также вооружение, технику и т. д. Готовили бойцов по своим канонам. Главным отличием было то, что мы обучали из наиболее грамотных рекрутов инструкторов, давали им больше учебного материала и кое-какие педагогические навыки, чтобы впоследствии они сами могли готовить бойцов по нашей программе. Наши конкуренты просто обучали рекрутов. Сказать, кто из нас был лучше, кто хуже, думаю, будет некорректно, но один факт приведу. Как только в регионе появлялась мятежная банда, западные советники стремились укрыться в нашем учебном центре, как наиболее безопасном месте.
Хотелось бы отметить, что за много лет работы советнического аппарата, пожалуй, лишь в конце 80-х годов стали предусматривать меры для спасения наших военных (и не только) специалистов в кризисных случаях. Я, как начальник центра, ответственный за судьбу 28 подчиненных, знал, как мы будем эвакуироваться в случае осложнения обстановки. Дело в том, что в нейтральных водах рядом с Мозамбиком всегда крейсировали две советские подводные лодки. В нужный час мы должны были захватить два катера, что находились на побережье, дойти до нейтральных вод, и там, в указанных координатах, подводные лодки забирали нас на борт. Местные, разумеется, об этом не знали. Мы же, купаясь в океане или прогуливаясь в свободное время по берегу, всегда присматривали за своими спасательными судами.
В менее драматичных случаях мы полагались только на себя. Все-таки нас был целый взвод хорошо обученных и вооруженных офицеров. Еще один момент — и автоматы, и пистолеты у нас были исключительно советского производства, в то время как рекрутов правительство вооружало китайскими «калашниковыми». Качество у них было гораздо хуже, и со временем металлические части начинали покрываться ржавчиной. Отечественные АК не ржавели. Форму мы носили местную, сшитую по подобию американской, без знаков различия, из обуви предпочитали легкие кеды.
Впрочем, пулю можно было схлопотать и не только от мятежников и наемников. Забыл сказать, что мой подсоветный, начальник учебного центра, в недалеком прошлом был вождем одного из местных племен. У него на лице еще сохранились следы то ли от выведенных татуировок, то ли от боевых шрамов. В общем, колоритный экземпляр. Благо в учебный процесс не вмешивался, и как впоследствии выяснилось, его интересы простирались в несколько ином направлении. Несмотря на провозглашенный социализм, коррупцию в Африке никто не отменял. Вождь и начальник уделял больше внимания растаскиванию продуктов, предназначенных для бойцов, часть которых он реализовывал на собственные нужды, а другую часть — отправлял в свое родное племя. Конечно, хорошо, что он заботился о родных и близких, но каких десантников мы могли подготовить из полуголодных рекрутов? Африканцы никогда не отличались откормленностью, и переносить десантные нагрузки им было нелегко.
Я взялся за решение проблемы, хотя меня предупреждали, что задевать интересы вождя может быть чревато. Пришлось приложить массу усилий, все дипломатические способности, чтобы умерить аппетиты начальника УЦ. Удалось сделать это так аккуратно, что можно было не бояться выстрела в спину.
Но опасность подстерегала с другой стороны. Спустя полгода я и мой переводчик тяжело заболели тропической малярией. Ни прививки, ни пологи, ни отпугивающая жидкость не помогали от малярийных комаров. Отсутствие иммунитета против местных болезней едва не привело к печальным последствиям. Врачи, которые спасли нас, предупредили, что если мы еще раз заболеем малярией, то уже с летальным исходом.
Я поставил перед главным военным советником вопрос о переносе нашего учреждения поближе в город Накала и подальше от местных болот. Он спросил: «С местными решишь вопрос?». Я ответил утвердительно. «Тогда переезжайте, но на подготовке очередного батальона это не должно отразиться».
Власти Накала с готовностью пошли нам навстречу. Во-первых, мы серьезно усиливали местный гарнизон и они уже не боялись блуждающих банд мятежников, а во-вторых, как говорилось в одном кинофильме, когда в город входят военные, жизнь в нем оживает. Отношение местного населения и к нам, и к нашим подопечным было хорошее. Среди особенностей менталитета племен, населявших Мозамбик, заметно выделялись две стороны: открытая — склонность к нахлебничеству и скрытая — стремление показать, что они не глупее нас. Если с первым еще можно было мириться, то второе, часто приводило к печальным последствиям.
Перед выпуском батальона мы получили информацию о том, что в наш регион вторглась банда численностью в 150 бойцов. Получив задачу — уничтожить группировку, мы сделали расчет сил и средств, необходимых для разгрома банды, и определились со способом и местом десантирования. Выбрасывать батальон решили на парашютах, определили место на карте с хорошей площадкой, в 5–7 километрах от расположения противника. Во-первых, это давало возможность высадить десант, не выдавая его присутствия звуком двигателей самолетов, а во-вторых, такое расстояние наши парашютисты могли преодолеть или за час пешком, или за полчаса бегом. Подготовили штабные карты, приказы, все согласовали с руководством вооруженных сил Мозамбика, поставили подписи, и батальон ушел на задание.
Обычно до нас редко доходила информация о том, как действуют наши ученики — в Мозамбике вообще было проблематично с информацией. Я поддерживал связь по радиостанции с главным военным советником, но только по важным вопросам. Тем не менее судьба этого батальона нам стала известна в ходе начавшихся разбирательств, в связи с неудачной боевой операцией. Оказалось, что кто-то «не глупее нас» в мозамбикском штабе посчитал, что в 5–7 километрах высаживать парашютистов — это слишком близко от врага, и самовольно изменил район десантирования. Согласно новому приказу, летчики высадили десантников на удалении в 25 километров, да еще на побережье океана и к тому же при довольно сильном ветре. Как результат — семерых парашютистов ветром унесло в океан, и они утонули. Понеся потери еще до боя, батальон начал операцию уже отчасти деморализованным.
Вторым ударом стало то, что им пришлось идти значительно дальше, и это с тяжелым пехотным вооружением при минимальном запасе воды и еды с учетом трудностей передвижения в джунглях. Когда батальон пришел к месту выполнения боевой задачи, воевать было не с кем — мятежники, скорее всего предупрежденные кем-то, ушли в другой район. Кстати, тема предательства в штабах правительственных вооруженных сил, которым помогали наши советники, была актуальна еще со времен гражданской войны в Испании. Сталкивались с этим и в Азии, и в Африке. Пожалуй, не было предателей только в армиях революционной Кубы и героического Вьетнама.
Когда попытались предъявить претензии к нам за плохо разработанную операцию, мы достали подписанные карты и приказы и доказали свою правоту. Что было с тем, кто оказался «не глупее», я не знаю.
Еще было очень непросто заставить командующих войсками различных провинций координировать свои действия по уничтожению врага и не обходиться половинчатыми мерами. Выглядела подобная боевая деятельность так: командующий, скажем, первого округа, обнаружив у себя банду, старается вытеснить ее на территорию второго округа. Причем не окружить и уничтожить, как было бы более логично, а буквально вытолкнуть мятежников к соседям. Это достигалось в основном в ходе огневого боя, причем невысокой интенсивности. Врага обкладывали так, чтобы он не вырвался в свой округ, а уходя из-под огня, перебирался в другой. Так удавалось и людей сохранить, и у себя порядок навести, и на фоне соседей, разбирающихся с вытесненным противником, выглядеть предпочтительней. Здесь получался целый клубок племенных, родовых и региональных интересов. Во-первых, по обе стороны баррикад могли оказаться соплеменники, и уничтожать друг друга им не хотелось. А во-вторых, «успешно воюющим» округам правительство страны выделяло какие-либо преференции — материальную и финансовую помощь.
В свою очередь, командующий вторым округом создавал плотную оборону на рубежах своей зоны ответственности, и банда с боем уходила вдоль «границы» в третий округ, и уже третий начальник получал головную боль. О том, что мятежники — это общий враг, местные горе-руководители старались не думать.
В такой ситуации и были очень нужны батальоны, которые мы готовили, ведь в отличие от «местных» войск округов наши десантники воевали везде, невзирая на регион. Это понимали и в Мапуту. К нам приезжало высшее руководство Мозамбика, которое очень интересовалось боевой подготовкой десантников, особенно парашютными прыжками.
Для чего наши военные советники были нужны в Мозамбике? Точнее, зачем Советскому Союзу нужна была эта бедная страна? В Анголе, например, полно было полезных ископаемых, плюс там размещалась очень важная военная база. Мозамбик же этих преимуществ не имел, но во-первых, находился на линии политической борьбы двух систем и нужен был как пример для подражания другим странам континента. А во-вторых, видимо, был необходим как очаг напряженности на юге Африки, чтобы отвлекать ЮАР от натиска на Анголу. Советские офицеры выполняли свои задачи, не задумываясь о закулисной стороне дела. Для них существовал воинский долг, гласивший: «Служить там, где Родина прикажет!» И долг этот они честно исполнили!
Подготовил Олег ТАРАН
http://www.bratishka.ru/archiv/2012/03/2012_3_12.php
|
