ПРОЛОГ Никогда не занимался литературной деятельностью, и желания никогда не возникало, хотя, за мои 45 лет довелось много пройти необычного и интересного с позиции не только обывателя, но и моих коллег военных. 29 мая, в День Миротворца поздравляли друг друга с праздником, вспоминали былое. Много наших, из первых миротворцев, обитают в Днепропетровске, поскольку этой области выпала честь формировать первых миротворцев Украины и соответственно стать Родиной Украинского Миротворчества. 15 июля 2012 года исполнится 20 лет, как первые миротворцы Украины, из состава 240-ого Отдельного Специального Батальона Миротворческих Сил Организации Объединённых Наций, вступили на опалённую войной землю бывшей Югославии. В Днепропетровске, во главе с первым командиром батальона полковником Сидоренко Владимиром Владимировичем, создан штаб для организации празднования этой даты. Комбат попросил меня найти периодику по этим событиям, ну и описать те, уже далёкие, но никогда не забываемые события, всё то, что я пережил, что видел, как воспринимал. В моей комнате, у кровати, наряду с иконкой и вытяжным парашютом висит голубой Ооновский флаг. Неоднократно жена пыталась эти мои раритеты снять и архивировать, как нестильные и пылесобирающие, но они всегда возвращались, и будут возвращаться на своё место. Этот голубой штандарт ООН исторический, врядли сохранился ёще хоть один, имеющий подобную историю. Этот флаг висел на одном из моих ЗИЛ – 131, на котором мы в июле 1992 года впервые въезжали в Сараево. Потом, при самом мощном обстреле батальона, когда сгорели две наши казармы, столовая и ЗИЛы нашей роты, я успел его сдёрнуть с пылающей машины. На нём наш взводный художник красно-чёрными буквами написал «Сараево 92-93, 240 ОСБ», и написали своей рукой свои адреса и дни рождения все бойцы 1 взвода 2 роты самого первого состава батальона. Не уменьшая значения, вклада, важности миссии наших последователей- миротворцев, как в батальоне, так и в других странах и регионах, я могу с уверенностью сказать, что личный состав 240 ОСБ первых двух составов внёс наиболее значимый вклад в становление Украины как миротворческой державы. Во-первых: мы были самыми первыми, ни у кого не было опыта миротворческих операций; Во-вторых: миротворческие силы, как правило, не применяются в зоне военных действий – они применяются при угрозе возникновения войны, или после, для нормализации обстановки. В нашем же случае, период 1992-1993 был апогеем конфликта; В-третьих: количество потерь миротворцев убитыми и ранеными за 1992-1993 год превышает все последующие потери вместе взятые до наших дней. В тот период все потери были боевыми, а в последующие периоды - идёт преобладание бытовых. Ну и, исходя из той обстановки, нам приходилось творить чудеса, чтобы выполнить задачу и уцелеть. В дальнейшем пойдёт речь о неординарных случаях, в которых я принимал участие, а в основном это была каждодневная рутинная работа: сопровождение конвоев, ремонтно-восстановительных групп, взвод быстрого реагирования штаба сектора, караулы и т.д. Каждый выполнял свою работу. В эмоциональном плане – это был лучший год в моей жизни. Я чувствовал, что я делаю своё дело, что я нужен, что меня ценят. ФИНАНСЫ Можно с пониманием относиться к военнослужащим, которые служат государству, которое не может обеспечить ему даже не жизнь, а сосуществование. И люди стараются попасть в миротворцы, что б хоть немного поднять своё финансовое состояние. Ни для кого не секрет, что из тех крох, которые получают люди, рискуя своей жизнью, питаются ещё и чиновники, от которых зависит отбор миротворцев. На данное время я информацией не владею, но вряд ли что-то изменилось. Начиная со второй ротации, людям приходилось выкладывать после возвращения чиновникам суму в размере месячного оклада. Немного позже эту суму начали требовать наперёд, а ещё позже она удвоилась. Человек, пробыв пол года в зоне повышенной опасности, заработав сколько, сколько многие и здесь получают, не выходя из офиса, ещё и треть отдаёт чиновнику… Гадко. Самых первых миротворцев эта грязь обошла стороной по объективной причине. Дело в том, что о какой либо дополнительной оплате при формировании речи вообще не было. Ну, были разговоры, что может быть будут платить какие-то командировочные, или ещё одну зарплату (как при СССР - при службе за границей). На то время я получал здесь 40 долларов… До октября месяца (т.е. три месяца пребывания) никто из нас ничего не знал о зарплате и, соответственно, не получал ничего. Кормили нас конечно хорошо (по натовским стандартам), а вот без курева было тяжеловато. Через месяц нашего пребывания нам заплатили долларов по 35 (суточные ООН – 1,28 доллара в сутки). Хотя пачка сигарет стоила доллар, но это было счастье! В октябре назначили и выдали первую зарплату. В месяц нам назначили: солдатам 550, прапорщикам 700, офицерам 800-850! Мы о таком и не мечтали! А ещё из Союзного законодательства ввели норму – покидаешь Югославию – деньги вычитывают. Я сопровождал на Украину погибшего Сашу Власенко, так за 5 дней командировки отщипнули. Для сравнения, французские солдаты получали там 4000, а офицеры 8000 в переводе на доллары франков. Где-то в тоже время прислали нам и курево – «Ватру», когда угощали капиталистов, они закашливались и кричали: «О, наркотик!» Так что финансовая мотивация нашего пребывания там исключается. КАК Я ПОПАЛ В МИРОТВОРЦЫ В начале лета 92 года я служил в Старо-Крымкой бригаде спецназначения ГУР ГШ МО Украины командиром разведгруппы. Некоторые офицеры, в то время, не желая служить уже незалежной Украине, увольнялись или переводились на свои исторические Родины. Начальником отдела кадров и строевого отдела у нас был майор казах, которому на Родине предложили стать помощником Министра Обороны и он, соответственно рвался в Казахские степи. В один прекрасный день вызывает меня вновь назначенный командир полковник Якубец Иван Николаевич (который впоследствии командовал всеми десантными войсками Украины) и настойчиво просит стать начальником отдела кадров и строевого. Надо сказать, это очень козырная должность: во первых «подполковничья» (а я в то время был «старлеем»), во вторых, как говорил дедушка Сталин – кадры решают всё, или выше кадров только боги. Другой бы на моём месте и обрадовался, но я то истинный диверсант! Прыжки, стрельбы, марш-броски - я не был готов променять ни на что! После двухчасового сватания мы пришли к соглашению – стажируюсь три недели, принимаю должность, навожу порядок и через год выбираю любую должность, которая мне будет по душе. Иначе анафема… Пришлось соглашаться. Заканчивалась третья неделя моей стажировки. Наш командир был ещё и начальником гарнизона, в который входил и известный город Судак. С пятницы вечера и до понедельника утра он отправился с семьёй инспектировать Судакский военный санаторий. Мобильной связи в те времена не было, по этому он оставил место себя начальника штаба подполковника Алёщенко. В кадрах это не в роте, по этому в субботу я себе спокойно отдыхал и тоже готовился окунуться в Чёрном море. Часов в 9 утра ко мне пришёл посыльный из штаба ефрейтор Вадик Спиридонов (мой бывший подчинённый по боевой роте) и сообщил, что меня срочно вызывают в штаб, поскольку поступила команда 25 солдат и 1 офицера отправить под Днепропетровск для командировки в Югославию. И очень просил его туда впихнуть. Надо сказать, Вадим был хорошим солдатом, поэтому я ему обещал сделать все, что в моих силах. А у самого глаза как загорелись! Но, с этой должности я мог только кому-то помочь… Начштаба собрал всех командиров подразделений и сообщил, что нам выпала честь отправить 25 лучших солдат и 1 офицера в миротворческие силы в Югославию, но поскольку лучшие нам самим нужны… То постарайтесь сбросить неугодных. Началась моя работа с ротными по отбору первых миротворцев и попутно моя осада начштаба по личному вопросу. По отбору мне удалось 50/50, вытащил немного хороших ребят из своей бывшей роты, мой друг фельдшер Саня Синицын попросил за двух своих сержантов санинструкторов (надо сказать оба зарекомендовали себя впоследствии идеально, один из них даже меня из того света вытащил). В общем, получилось более менее, хотя осталось несколько «редких кадров». Ну и по личному вопросу, к вечеру подполковник Алёщенко не выдержал мою осаду и сдался (спасибо ему!). Я молился, что б из Судака не вернулся до отправки (воскресенье днём) командир, там шансов не было. В этом плане повезло, но вызывает меня начштаба и «радует»… Офицер нужен только для сопровождения солдат в место формирования… Спрашивает: - Так может не поедешь? Потом посмотрел на меня и изрёк: – Нет, езжай, если ты меня сумел уболтать, то и там справишься! Проинструктировал своих «полу-аболтусов», что старые грехи всем забываю, начинаем всё с нуля, ваша судьба в ваших руках и поехали… Доехали нормально, все вели себя хорошо, правда один экземпляр всё-таки умудрился на пробку наступить… Сначала я был настроен категорически его вернуть, но все за него очень просили, да и у меня была нелёгкая задача прорваться, а этот инцидент был и не в мою пользу. Начались мои бесполезные хождения по местному руководству – «дяденьки возьмите меня, ну возьмите!», но мне объясняли, что у них и своих претендентов по 5 человек на место. Короче ситуация «отдыхай». Сочувствие немного оказывал первый комбат миротворцев полковник Сидоренко Владимир Владимирович (который служил начальником разведки армии – как коллеге разведчику), но и он говорил, что это не в его силах… День на третий, когда уже все методы, способы были использованы, и я подумывал о возвращении в родную бригаду, я услышал окрик: – Ей десантник! Однозначно, что это было ко мне, поскольку моя десантная форма на фоне танковой армии была в единственном экземпляре. Я увидел полковника в общевойсковой форме, по лицу которого было явно видно, что он рад меня видеть. Я подошёл, доложил, и между нами состоялся приблизительно такой диалог: - Десантник? - Спецназовец! - Откуда? - Из Старого Крыма. - И я свою службу в Кировоградской бригаде спецназ начинал, а здесь что делаешь? - Да вот, солдат сопровождал в миротворцы… - А сам что-же, слабо? - Да не слабо, а уже три дня бьюсь лбом о стенку и шансов ноль… - Иди со мной В метрах 50, у штаба стояли командующий армией, которая формировала миротворцев - генерал-лейтенант и четыре генерал-майора – его заместители и очевидно обсуждали, как качественно сформировать первый батальон украинских миротворцев. Мой незнакомый добродетель-полковник, не доходя до генералов, прервав их совет, довольно властным голосом произнёс: - Товарищ, генерал-лейтенант! Здесь старший лейтенант – спецназовец, привез отличных ребят Вам, а его не берут. Пусть поедет хлопец… И уже совсем тихо добавил: - На конкурсной основе… Командарм почтительно посмотрел на полковника, смерил меня с ног до головы и кивнул: - Пусть едет… А дальше всё было, как во сне… Меня вручили комбату, и как Швейка у Гашека вонзили в строй Миротворцев. Впоследствии, я этого полковника видел только один раз на трибуне во время митинга перед отправкой. Позже, я спросил у комбата полковника Сидоренка, кто это был. Он посмотрел на меня непонимающе и ответил, что очень высокий чин из Минобороны, отвечающий за формирование батальона. Вот так благодаря Богу и совсем незнакомому человеку, мне посчастливилось стать одним из первых миротворцев. ПЕРВЫЕ ДНИ Подготовка прошла довольно быстро: комиссии, смотры, стрельбы, митинг, погрузились в состав и двинулись на Запад. Кто уже служил за границей – подсказали, а остальные дружно выполняли, и с моста через границу в Спрут посыпался град монет (что б вернуться обратно). Быстро пролетела Венгрия, особо не отличаясь от наших ландшафтов, только все, какое то мельче и аккуратней. Дальше поразил своим величеством Дунай и вид на Белград. Приехали в Панчево (небольшой городок под Белградом), там размещался французский батальон снабжения, который потом нас обеспечивал всем необходимым. Разгрузка прошла довольно быстро, построили колону и двинулись на Сараево. Половина дороги по территории Сербии была нетронута войной, а в Боснии всё чаще встречались разбитые, сгоревшие дома, а то и посёлки. Первая рота по штату была на БТР-70, а наша вторая на автомобилях ЗИЛ-131. Начиная марш, личному составу было приказано надеть бронежилеты и каски, но их постоянно снимали – жара стояла довольно приличная. Уже при подъезде к Сараево со всех сторон началась стрельба, колона остановилась. Решил проверить как там мои «орлы» в кузовах, а они не то что в бронниках и касках, а даже по кузову распластались. По прибытии в Казармы Тито, по нашей армейской традиции построились на плацу, и руководство начало речи толкать. Только долго это не смогло продолжаться, всё ближе и ближе начали шуршать и ухать мины – это нас приветствовали аборигены. Это было первое, короткое и последнее наше построение всем составом, тем более на улице. Началась война. Мины регулярно взрывались рядом с нашим расположением, частенько залетали и на территорию, и попадали в здания. Снайпера тоже не давали нам скучать, появились первые убитые и раненые. Но всё равно и к этому привыкаешь. Сначала при массированных обстрелах из казарм не выходили – в бронежилетах и касках лежали на центральных проходах - где нет окон. Потом, уверовав в толщину казарменных стен, на обстрелы перестали совсем обращать внимания, перебежками от укрытия в укрытие бегали в столовую. Окна были заложены мешками с песком (кроме форточек для вентиляции) и затянуты светомаскировкой. Однажды я, зайдя в расположение своего взвода, услышал разрыв мины на нашей стене, повернул голову и вижу, как прям на меня летит форточка… Форточка упала на кровать, а я уже отдыхал под кроватью. АРК Первый наш погибший старший лейтенант С. Топиха и раненые – ращёт (экипаж) АРК (артиллерийский разведывательный комплекс). На войне, где, как и у детей, трудно выяснить кто начал первым – этот комплекс очень полезная и незаменимая вещь. Стоит бронированная ЭВМ с «глазами» и «ушами» на горке и фиксирует, кто себя плохо ведёт (полностью обнаруживает и фиксирует все параметры стрельбы). Понятно, что тем, кто хотел повоевать, да ещё и вину свою свалить на противника, ой как она не понравилась. Рядом с АРК канадский инженерный батальон построил блиндаж, окопы, и всё это обнесли колючей проволокой, получилось добротно, но…, об этом немного позже. Несколько раз мусульмане на пикапе с миномётом в кузове подъезжали вплотную к позиции нашей АРК, выпускали несколько мин и сматывались. Сербы обращались в штаб ООН и предупредили, что будут вынуждены ответить. В очередной раз, когда мусульмане не успели выпустить вторую мину – сербы накрыли окрестности массированным огнём.… Одна из мин попала в гофрированное железо, которым канадцы обложили стенки окопов и практически все осколки ушли рикошетом в блиндаж… Превратности судьбы – самое меньше пострадал офицер старший лейтенант Вшивцев, который стоял у входа, без бронежилета, каски. Взрывной волной его бросило на землю и лишь маленький осколок застрял в спине… А погиб старший лейтенант Топиха, который сидел в дальнем углу, на кровати, в бронежилете и каске… Ещё несколько солдат получили ранения. Ращёт эвакуировали, АРК тоже была повреждена и мне комбат Сидоренко поставил задачу охранять АРК до её эвакуации. Надо сказать в блиндаже картина была жуткая – всё от пола до потолка в сгустках крови, да и вообще - запах смерти. Полдня мы всё это отмывали, чистили, некоторые выбегали на улицу блевали. В общем, романтики мало, но постепенно пришли в себя и начали осматриваться. Место изумительное, весь город как на ладошке, и как в кино – война… Видно как летят снаряды, мины, трассера, рушатся, пылают дома… Прямо над нами проходила миномётная траектория – мины летят не особо быстро, их хорошо видно невооружённым глазом, прям над головой и фырчат. Когда незваные гости начали залетать и к нам, я начал задумываться о причинах предыдущей трагедии и понял – виноваты канадцы.… Сделали они всё красиво, даже окопы не осыпаются, но это гофрированное красивое железо даёт 100 процентный рикошет по окопу. Ну, хотя бы вход в блиндаж сделали с поворота. Выход я нашёл очень быстро – завесили вход матрасами, и когда на улице было очень «шумно и жарко» периодически по матрасам раздавались шлепки от осколков. На следующий день у нас было довольно спокойно и, наблюдая с горы фильм «про войну», я услышал в эфире станции, что у нас в батальоне 9 раненых, в том числе и комбат. Сразу как-то и не поверилось, может ошибка, фактически первые дни, а как косить начало.… По прибытии в батальон я узнал, что во время передвижения по маршруту в столовую легло с десяток мин. Народ ещё особо не обстрелянный. Когда ложатся мины – надо сразу упасть на землю и уже в горизонтальном положении искать укрытие, а убежать от кучи летящих железяк - уже проблематично. Комбат Сидоренко буквально ронял на землю убегающих солдат, вот и сам получил осколок в висок. Ну, слава Богу, всё обошлось. КОНВОЙ ПО САРАЕВО В конце августа, для разминки и ознакомления с обстановкой в городе, батальон занимался сопровождением гуманитарных конвоев из аэропорта по городским складам. Водителями грузовиков были гражданские, какие то скандинавы. Когда их обстреляли и кого-то даже убили – они объявили забастовку. В срочном порядке для нашего батальона на основании национальных сделали Ооновские права, и мы дружно сели на грузовики. Были там от древних 50 годов «Мерсов» до современных «Вольво» и «Манов». Попробовал и я на всех наличествующих видах по пару рейсов. В тот день я вёл конвой по городу – мой БТР впереди и один в конце колоны. День был довольно неспокойный, постреливали со всех сторон регулярно, иногда и мины ухали. В первые месяцы даже офицеры выезжали полностью экипированные: бронежилет, каска, автомат, пистолет, подсумок с магазинами, штык-нож, короче, как новогодняя ёлка. Выехали из аэропорта на нейтралку - справа сербы, слева хорваты, чуть дальше слева муслимы. Я сижу на командирском люке, ноги свесил вовнутрь. Хоть и постреливают, но это очень нужная психологическая помощь для водителей грузовиков, которые практические беззащитные. Впереди в метрах 150 грохнула мина. Возникла мысль – а следующая куда? И тут я увидел – в 2 метрах впереди и сбоку БТРа взрыв. Начало вспышки я увидел снаружи, а окончание внутри БТРа через окно. При этом: - бронежилет остался на броне – все тесьмы оборвало (а их ножом не перепилишь) - у штык-ножа оборвало тренчик, и он валялся на полу - каска и автомат тоже валялась на полу. Вот это реакция и жажда жизни, подумал я. Осмотрел колону, убедился, что всё нормально, и мы уже благополучно доехали на точку разгрузки. За мной ехал сверхсрочник на грузовике, я к нему: – как? А он трясущейся рукой показывает разбитое боковое ветровое стекло – осколок прошёл между его руками на баранке и головой. Наша вторая рота по штату была на ЗИЛ -131, поскольку в воюющем городе на них делать было нечего, да и всё равно они все сгорели при очередном обстреле, пока нам осенью не прислали БТРы – комбат для распределения нагрузки между ротами чередовал экипажи. Закреплённые водители БТРов были с первой роты, а экипажи менялись. Ну и поскольку они (водители) такие незаменимые, то иногда с первого раза могли позволить себе не выполнить команду офицера второй роты. Возвращались мы с выполнения задачи по бульвару Воеводы Путника (у нас, её ещё называли «снайпер авеню», так как простреливалась полностью) в расположение батальона. По бульвару начали ложиться мины. БТР защищает от осколков, поэтому я этим разрывам особого значения не придал. С безопасной стороны бульвара попадались одинокие люди, которые прятались в подворотнях. И тут я начал замечать что-то странное в их поведении – как-то они странно и испуганно на нас смотрели, а кто-то даже рукой махал, показывая вверх. Люки что ли закрыть, мелькнуло в голове, и я дал команду. Закрывая свой люк, я сразу услышал два характерных удара от закрытия десантных люков. Мелькнуло в голове, если «водила» опять скажет что ему жарко – получит в ухо. Но на этот раз повторять не пришлось – он молча закрыл люк. И тут, по БТРу как кувалдой ударили, он бедный аж подпрыгнул. Приехав в батальон, я осмотрел БТР. Три колеса были пробиты (здесь ничего удивительного – частенько бывает), а на десантном люке – порядочная вмятина-царапина. И тут до меня дошло, что это след от прямого попадания мины! Если бы люк не закрыли, она бы влетела к нам в гости! Как тут не поверишь в ангела-хранителя… ФРАНЦУЗЫ Кроме нас в Сараево находилось ещё два миротворческих батальона: французы и египтяне, а ещё был Штаб Сектора и госпиталь, в которых хозяйничали французы, там же находились наблюдатели с многих стран мира. С египтянами мы взаимодействовали мало (они, в основном, по Сараево катались), а вот с французами действовали бок о бок, тем более я был единственным украинцем, который хорошо знал их язык. С французами мы начали знакомится в Панчево, куда мы прибыли поездом, а потом колонной ушли на Сараево. Фактически, как для нас, так и для них эти первые общения были очень интересны. Не зная языка друг друга, фактически встречая представителей наций в первый раз – люди находили понимание языками жестов, мимики. Особенно мне на это было интересно смотреть со стороны, я ведь знал оба языка. Шёл обмен составляющими сухпайков, сигаретами, сувенирами, а особо предприимчивые наши меняли наши купоны-фантики (которые ничего практически не стояли) на франки, доллары по курсу, который нашему Нацбанку и приснится, не мог. Мои предприимчивые спецназовцы даже коммерческий поединок по боксу умудрились втихаря устроить. Был такой сержант Фролов, КМС по боксу, так вот он и заработал, таким образом, свои первые 50 «баксов». Правда, когда я узнал, пришлось от меня получить. Это был тот «оболтус», который умудрился по дороге в Днепропетровск на пробку наступить, а я его условно амнистировал. В Сараево было уже более рабочее общение. Французы довольно интересная и своеобразная нация. Они очень патриотичны, любят свой язык, с осторожностью относятся к другим народам. В этом плане мне очень повезло – я практически в совершенстве знал их язык, а для них это как бальзам на рану. Все нерешаемые вопросы, которые возникали из-за их консервативности, едва я начинал переговоры, решались «на Ура». Вскоре практически все французы знали меня в лицо и по имени, это приносило свои дивиденды. Иногда приходилось ожидать чего-то в аэропорту (место расположения их батальона) и зайти с экипажем в кафе попить воды, или пива. Каждый француз, который заходил, покупал и ставил на стол по баночке того, что каждый из нас пил. Однажды через 5 минут нашего пребывания в этом кафе, пустого места от банок не было не только на столе, но и под столом. Один раз мы поздно возвращались после сопровождения конвоя, в аэропорт нас впустили, а город, где находились наши казармы, закрыли из-за плотного обстрела. Пришлось заночевать у французов. К нам подошёл французский полковник – командир батальона и предложил разместить нас в казарме. Я ответил ему, что у нас хорошие спальники, и мы предпочитаем спать в БТРах, единственная проблема, что у нас закончились сигареты, а их кафе уже закрыто, а нам бы хоть пачку где-то найти. Мы ещё немного побеседовали, он поинтересовался, откуда я так хорошо знаю их язык. Он когда услышал о Рязанском десантном, вообще дар речи потерял. Через 5 минут после его ухода французский солдат принёс блок «Кемела», три бутылки вина и коробку конфет: - «Это вам от комбата за Рязань и французский язык». Перед новым годом наш начальник ГСМ попросил съездить с ним к французам, а то он с ними регулярно ездит в Панчево за топливом, на жестах общаются, а по душам поговорить не получается, тем более у него на Украине «Волга» с двигателем от «Пежо» и надо запчасти заказать. Переговоры удались на славу, французы наградили меня ящиком шампанского, где на бутылках были надписи: «Французским миротворцам в Сараево от президента Франции». Я угостил наших офицеров и ещё бутылки три в отпуск взял на Украину. Ничего особенного, кислое. После отпуска я им завёз пару бутылок нашего «Советского». Может из вежливости, но хвалили. В начале нашей миссии, когда осколком или пулей пробивали колёса БТРов, мы их бортировали, клеили. Представьте, какой это титанический труд, тем более за день, иногда, это приходилось делать несколько раз. Потом плюнули на это дело, включили подкачку колёс и всё отлично. Правда, когда он не заведён, то выглядит прикольно, лёжа практически на днище, как черепаха. Сижу однажды я в аэропорту, жду, пока по маршруту следования боснякам воевать надоест. Подходит к нам француз и начинает наш БТР фотографировать со всех сторон. Нафотографировавши вдоволь, подходит к нам и начинает хвастать, что у них на БТРе, на колёсах стоит самозатягивающаяся резина, которая 5 пуль держит. От меня поступает водителю команда: «Заводи!» и наш красавец начинает на глазах расти. Больший эффект этой картине придаёт вырывающийся с шипением из рваных ран на колёсах видимый, благодаря тальку, воздух. Француз аж присел от этой величественной картины. Дальше ещё интересней. Надумалось ему спросить у нас – сколько время угодит на подготовку к плаву БТРа. Я почесал затылок и отвечаю: - А что его готовить, один рычаг повернул – открылся водомёт, второй – волноотражатель, секунд 10 и поплыли. Тут совсем мой французик потух, со словами: - А у нас 40 минут… И тихонько побрёл восвояси. В 1992 году миротворческую миссию французов в Сараево выполнял полк морской пехоты, а в 1993 прибыл «Иностранный легион». Подъезжаешь к КПП, на французском говоришь дежурному: - Открывай быстрее! А он тебе на чистом украинском: - Та не спіши, давай побалакаємо, земляче! Встретил даже своего однокашника по Рязани. Водил дружбу я ещё с французским капитаном-инженером Ракитой. Он занимался обследованием и ремонтом инженерных коммуникаций и часто выезжал в нашем сопровождении на повреждённые ЛЭПы, водопроводы, газопроводы, которые, как правило, находились или на нейтральной полосе, или на передовой. Частенько нас обстреливали, а один раз пришлось даже нам по минному полю идти впереди БТРа. Централизованное водоснабжение в городе отсутствовало, поскольку единственная водокачка была разбита и находилась она на нейтральной горке и была на ладони у всех противоборствующих сторон. Ну вот, всем надоело отсутствие воды, и противники дали добро на наш осмотр водокачки для последующего ремонта. Двинулись мы на двух БТРах в гору, узенькая дорожка шла по террасе посредине абсолютно лысой горы. Вверху ничего интересного не было, не считая нескольких, уже практически истлевших солдатских останков, а вот внизу, метрах в двухстах небольшая окраина сербского Сараево. Оттуда появилось человек 10 вооружённых людей и что-то начали кричать. Мы продолжали потихоньку двигаться, тогда сербы направили на нас 2 гранатомёта и автоматы. Мы остановились, Ракита связался по рации со штабом сектора, где, в том числе находились и сербские представители. Пришёл ответ, что всё согласовано, и мы можем продолжать движение. Как только мы тронулись, поверх наших голов пустили очередь из автомата и явно жестами давали понять, что следующий будет выстрел из гранатомёта по нам. Пришлось остановится, Ракита принял решение идти к ним на переговоры, а меня попросил направить на них пулемёты для острастки. Он ушёл, а я попытавшись это сделать понял, что сербы находятся внизу под большим углом и так низко пулемёт не может опустится. Поговорив с сербами, пришел Ракита и сказал, что всё нормально, всё согласовали, и мы можем ехать дальше. А ещё поблагодарил, что прикрытие нашими пулемётами ему согревало душу и успокаивало. Я не стал его расстраивать и пугать, тем более задним числом. Только улыбнулся в ответ. На этом наши приключения не закончились. Поднявшись на водокачку, мы увидели жуткую картину – два сожженных, разбитых танка и останки около 10 солдат. Очевидно, этот бой был давненько, поскольку из-под одежды торчали только голые кости… Ракита ушёл с инженером осматривать насосы, а нам особо приближаться к этой картине желания не было, и мы сидели сверху БТРа. И тут я увидел выходящего из здания насосной станции Ракиту, с лицом испуганнее, чем перед визитом к сербам под дулами автоматов, который внимательно смотрит себе под ноги, а за ним, шагая шаг в шаг совсем бледного инженера. Когда они таким странным образом приблизились, Ракита произнёс: - Мне передали, что мы на комбинированном минном поле (мины противотанковые вперемешку с противопехотными). Тут «весело» стало и нам. Исходя из давности боя, мины могли быть установлены очень давно, и обнаружить их без специальной аппаратуры было проблематично. Принимаем решение сдавать назад, след в след, по колее БТРа. Ракита шёл по правой, а я по левой колее и осматривали окрестности. Всё было нормально, только в одном месте БТР наехал на край мины, но, не зацепив взрывателя. Потихоньку выехали задом и уже внизу, на дороге развернулись. Возвращался я из отпуска через Панчево. Там, в окрестностях Белграда стоял французский тыловой батальон, который нас снабжал. Раз в неделю на Сараево шла колона французов с провиантом и к ним пристраивались несколько наших топливозаправщиков. Приехав на базу, я представился дежурному и сказал, что возвращаюсь из отпуска в Сараево вместе с конвоем. Мне сказали, что из-за обстрела конвой задержится на сутки и меня поселят в номере. Их опять же, так поразило знание мной их языка, что мне чуть ли ординарца не выделили! Привели меня в номер, а там замок не работает, они давай с соседнего дверь снимать. Мне неудобно, говорю, а может не надо двери курочить, я могу и в соседнем. Они на меня зашикали, как можно, такой уважаемый офицер и в плохой номер. Приехали наши, они были шокированы моими условиями – их, как всегда, поселили в замызганную восьмиместную комнату… Знания языков это великая сила. Практически после 3 месяцев пребывания в Сараево, я хорошо говорил по-югославски, а к концу срока в совершенстве. И это намного облегчало общение и выполнение задач. Возвращался я после похорон Саши Власенко через Загреб - там тоже стоял французский тыловой батальон. Оттуда раз в день летал миротворческий ИЛ-76 с российским экипажем. Я приехал на аэродром, оказалось, что из-за обстрела аэропорта - Сараево не принимает. Быстро сошёлся с россиянами, и они предложили мне ехать к ним. Они живут в небольшой гостинице у хорватов на окраине, недорого и кормят хорошо. И я поехал с ними. Хозяевами оказались приятные старички, они выделили мне небольшую комнату, мы все вместе поужинали. После ужина в летунов взыграл тестостерон, и они решили куда-то съездить оттянуться. Я отказался и пошёл к себе в комнату. Ко мне зашли хозяева с чаем и какими-то сладостями, разговаривали. Вдруг хозяин спрашивает: - А что ты делаешь с русскими? Я не понял вопрос, замешкался, не зная как им ответить. Вопрос был повторён. Я начал объяснять, что украинцы и русские братья, мы жили в Советском Союзе и нам не обязательно воевать между собой как у них… Они всё это слушали с открытыми ртами, а потом выпалили хором: - Так ты не наш? Я опять не понял: - Какой не ваш? - Ну не хорват? Я чуть со стула не упал. Это было признание. Как я им не тыкал, денег они у меня не взяли и ещё тормозок с собой дали. СТУПСКИЙ МОСТ Если бы меня спросили, какое место я больше всего запомнил в Сараево, я бы ответил – Ступский Мост. Кто был там, удивился бы – почему Ступский? Есть там красивый, старинный, знаменитый на весь мир мост принца Фердинанда, из за событий на котором началась первая мировая война, да и много красивых мест. Обычный большой виадук, транспортная развязка. В те времена почти все съезды загорожены тяжёлыми грузовиками со всяким хламом, иногда перекрывали противотанковыми минами, связанными верёвкой. На таких недалеко наш БТР подорвался. Со стороны центра мусульмане, слева сербы, а справа хорваты. Под чьим он контролем был? Наверно под общим. И ещё наш БТР с первого раза в поворот не вписывается. Надо двойную ласточку делать – назад, вперёд, потом опять назад и только тогда прямая дорога на аэропорт. Хорошая ловушка. И я там прощался с жизнью, два раза… Первый раз, наверное, в сентябре 92. Выдвигались мы в аэропорт на двух БТРах, я на первом, а мой сержант (не буду называть фамилии) старший второго. Мой БТР отмучился на этом повороте, отъехал метров 40 на мост и остановился, пока второй не повторит его манёвр. Я открыл свой люк посмотреть на него, а там… Десяток мужиков в полувоенной форме вокруг наших БТРов ощетинились двумя гранатомётами и автоматами. Я дал команду второму БТРу закончить разворот и стать позади меня в 10 метрах. Они кричали стоять, но манёвр выполнить дали, их тоже устраивало, что мы были рядом. Я начал спрашивать, что они хотят. Молчат, не опуская оружия. Я передал о ситуации в батальон, обещали прислать помощь, а это минимум полчаса. Для разрядки обстановки достал сигарету, закурил. Получилось, один подошёл ко мне, попросил закурить. Тут гранатомётчик на него как рявкнет и показывает жестом – отойди цель закрываешь.… Ого думаю, попали, не дадут они мне эти полчаса. Даю команду открыть бойницы, всё оружие направить на гранатомётчиков. Если неожиданно мне «нырнуть» в люк, ударить из всего по гранатомётчикам и по «газам»… Ничего они со своими автоматами нам не сделают. Тут я замечаю, что мой сержант из второго БТРа тоже торчит из люка. Я даю ему команду спрятаться и слышу: - Нет… Он оказался в плане выживания хорошим учеником, но плохим солдатом. На инструктажах я им рассказывал, что при попадании гранаты в БТР открытые люки уводят кумулятивную струю и шансов выжить больше, а кто на броне, остаётся практически невредимым. Он хотел жить и думал только о себе. Не думал об остальных, которые внутри машины. Он не верил командиру, который думал, как вытащить всех. Он думал, что я, как и он, боюсь гранатомёта. Ещё раз отдал приказ – ноль. Выполнить свой задум я уже не мог, он бы не успел нырнуть внутрь, его бы срезали автоматчики. Если бы это была наша война, а мы не миротворцы, я бы его не пожалел, тем более он этого не заслужил… Оставалось только ждать развязки. Она наступила минут через 10. Подъехал со стороны мусульман джип, вылез бородатый дядька с двумя охранниками, все почтительно перед ним склонились, пошептались, и он подошёл ко мне и попросил открыть БТРы для осмотра. Во избежание захвата, я попросил всех отойти на двадцать метров, а он один пусть смотрит. По очереди через нижний люк он заглянул в машины, что-то рявкнул своим бойцам и они убежали в сторону мусульманских домов, а он урулил на джипе. В аэропорту я вылез из БТРа, а ноги ватные. Ничего я не сказал своему сержанту, никому не докладывал. Но больше на выезды я его не брал, так он и досидел в роте до конца. Вторая ситуация вообще уникальная. О ней тогда дня три по всему миру все радио, телевизоры и газеты сообщали. Комбат мне тогда сказал: - По старым Союзным временам тебе бы Звезду Героя дали, а так, извини, нет на Украине пока наград, И в ООН тоже ничего не предусмотрено… Было это 29 ноября 1992 года. Немного пасмурный день, моросил дождик. Настроению это не мешало – у меня в этот день доце Лене 6 лет исполнялось. Поставили задачу на взвод быстрого реагирования. Это 3 БТРа поступают в распоряжение Командующего Сектором Сараево, ну и выполняешь там разные задачи. Представителем нашего батальона в штабе сектора был тогда капитан Игорь Новиков. Мой Старо-Крымский друг и сослуживец по спецназу, он был переводчиком английского языка. В огромной комнате сидели с радиостанциями наш Игорь, француз и египтянин. Все согласования, задачи мы получали через него. Приехали в Пи Ти Ти (так называлось здание штаба сектора, в котором в 1980 был пресс-центр олимпиады). БТРы с экипажами остались на стоянке, а я пошёл поприветствовать Игоря, и ещё там было несколько наших. Игорь мне ткнул какую-то бумагу в нос и величественно сказал : - Вот твоя Задача на сегодня. Я посмотрел на этот документ и ничего не понял. Во первых нам никогда до этого письменно задачу не ставили, а во вторых я в английском языке не особо плаваю. Я возмутился, что он мне всякие английские ребусы подсовывает, место того, что б всё объяснить популярно. - Ты на фамилии обрати внимание. Ну, ещё раз посмотрел. Понял только – президент Боснии и Герцеговины Алиа Изетбегович. И ещё фамилии 6 министров. Я предложил Игорю не задавать мне ребусов, пусть даже и с президентами, а выполнить свои обязанности и озвучить на русском этот «Мешен». Он озвучил: - В 11.00 29.10.92 мне с 2 БТРами надо быть в Президентском Дворце, взять на борт Президента, 6 министров, телохранителей и домчать их в аэропорт для вылета в Женеву на «стрелку». У меня проснулось чувство юмора. И я предложил ему - когда проезжать буду сербскую территорию, сдать их сербам тысяч за 20 «баксюков». И война закончится, и с наваром будем! К дворцу прибыл вовремя, началась погрузка VIP тел. В мой БТР вошли только президент, премьер-министр, два телохранителя и русский милицейский полковник, который обеспечивал эту делегацию. Всё остальное пространство десантного отсека было завалено чемоданами. Остальные царствующие лица разместились во втором БТРе. Через верхние люки залазить побоялись, а нижние находится между колёс, на них грязь летит, вот Президент и замазал о него пиджачок, за что я получил замечание. Мусульманскую территорию проехали спокойно. Вот мой любимый Ступский мост. Нейтральная полоса. По БТРу открыли шквальный огонь. Было видно, как белая краска, которой покрашен БТР изнутри, отлетает. Прям под мостом он глохнет. - Заводи…(нецензурное выражение). По очереди водитель пытается запустить оба двигателя - не заводится… По станции докладываю о ситуации, мне предлагают из БТРа не выходить, а ждать помощи… Ага, думаю ждать, видно дядя с гранатомётом ещё не подошёл, а ждать мне его совсем не хотелось… Цеплять буксир на 2 БТР? Впереди поворот, в который с первого раза не впишешься, тем более на буксире… Но на месте оставаться никак нельзя… Может по прямой, лишь бы не на месте… Смотрю в десантный отсек – мусульмане молитву читают, а нижние люки завалены чемоданами, никак через них не вылезти. Принимаю решение цепляться на буксир. Формально мне отдали приказ БТРы не покидать, пошлю кого-нибудь, не дай Бог зацепят – проблем не оберёшся… Придётся самому… Открываю свой люк, а по нём конкретная очередь… Искры посыпались… Понимаю, что трос мне зацепить не дадут. Уж больно важные птицы у меня на борту! Если прошлый раз на этом месте была надежда что не тронут миротворцев, то сейчас полная уверенность, что вопрос только времени, гранатомёт принести… Что для сербов (пусть даже симпатизирующим нам) наши несколько жизней по сравнению с Президентом врага и всей его свитой! Начинаю думать, как выгодно поставить второй БТР. Сначала возникает мысль поставить его на мосту над нами – лучше обзор… Даю команду, он пошёл. Понимаю, нет, он нужен рядом. Очевидно, я очень эмоционально команды раздавал в эфире, слышу голос по станции: - А ну без паники, товарищ старший лейтенант, я прибыл, что мне делать? Подобных слов от подчинённых мне не доводилось слышать ни разу, а тут, это служебное хамство меня так обрадовало! Это же мой третий БТР № 20, который в Пи Ти Ти в резерве стоял! Водителем был покойный Саша Власенко, а вот фамилию сежанта-саниструктора, этого хама-спасителя, которого Старокрымский Саня Синицын сосватал - забыл! Пусть простит он меня, внешне я его очень хорошо помню. Ожидая задач на стоянке у Штаба Сектора один из БТРов должен слушать эфир, но надо сказать, частенько приходилось воспитывать экипажи, которые забывали это дело. А тут, стояли, слушали, и самое важное - услышали! Спасибо ВАМ ребята – живые и мёртвые! Ну, тремя БТРами я уже мог воевать! Даю команду «двадцатке» зайти задом в поворот, а моему второму толкать на него. Толкая меня взад-вперед, они развернули меня с трёх раз. Пускаю один БТР впереди, а второй начинает толкать меня. Ощущения пассажиров, когда две одиннадцатитонные машины лупят друг в друга на скорости 70 - 80 километров в час на протяжении километров трёх передать трудно. Впереди, посредине дороги между мостом и аэропортом был французский пост. Это два десятитонных контейнера, стоящих на расстоянии и со сдвигом относительно друг-друга, а между ними французский БТР, который отъезжая – открывает дорогу. Понимаю, что, толкая меня, мы не войдём между контейнерами. Останавливаемся. Вот теперь надо попытаться зацепить трос. Нижние люки завалены чемоданами, выход один – верхний. Снимаю бронежилет – особо не поможет, только будет сковывать движения, а вот каску одел, не потому что железная, а потому что голубая. Камуфляжи все похожи, а в голубой каске братья христиане сербушки будут видеть, что я не мусульманин. Вылетаю из своего люка и прячусь между своим, французским БТРами и контейнером. Француз через окошко непонимающе смотрит на меня, жестом показывает – чем могу помочь? Я ему благодарно кивнул, мне его видеть было – уже помощь. Трос БТРа зацеплен за левый передний крюк и лежит на борту, под зацепами. Ползу туда, уже на открытую местность и вижу две новости. Одна хорошая, а вторая не очень. Хорошая – это мой водитель халатный и трос просто лежит на броне только на одном зацепе. А плохая – тоже водитель халатный и цепочка, которой крепится канистра с водой на борту захватывает и трос. Резко вскакиваю и… разрываю эту цепочку. Если бы мне такое кто-то сказал, я бы не поверил. Ну, парашютную стропу, которая на разрыв 200 килограмм в училище ради тренировки рвал. А такую цепочку! Да и канистру жалко стало, я её ладошкой на броню толкнул. И тут автоматная очередь – поверх головы, я падаю на землю. По звуку понимаю - с сербской стороны, метров со 100, а я у них как на ладони, Резко вскакиваю, хватаю трос и ползком к переднему БТРу. Над головой опять очередь… Вскакиваю и… Понимаю, что троса не хватает. Опять просвистели пули над головой и ударили по французскому БТРу. Падаю и с тросом в руках прячусь за своим и контейнером. Начинаю кричать первому: - Сдай назад! Понимаю, что он меня не слышит – отчаяние… Но вдруг вижу – он сдаёт назад (мой водитель по станции передал). Ура! В прыжке набрасываю трос на крюк, падаю, опять очередь… Ползу опять в укрытие, и тут мне стало грустно – зацепить, зацепил, а назад как? Я же наверху БТРа буду как мишень в тире... Но других вариантов нет. Вперёд. Не понимаю, как у меня это получилось, но я влетел в верхний люк головой вниз. Когда прошло туловище, ещё и мелькнула мысль – ноги зацепят, ничего страшного. И по газам… До аэропорта оставалось ещё пару километров. Делегация выгрузилась, я сам вылез из БТРа и у меня подкосились ноги, я и присел у колеса. Подошёл мой сержант спаситель, я попросил у него закурить. - Так вы ж не курите! (до этого неделю назад бросил) - Давай! Дал водителю команду осмотреть БТР, внешних повреждений не было, и оба движка завелись как часы. Долго все гадали о причине. Топлива были полные баки и когда меня толкали и тянули зажигание и передача были включены… Кроме применения облучающей систему зажигания аппаратуры – других вариантов я не вижу. В штаб сектора пришла из Администрации Президента бумага с просьбой выделять более комфортные французские БТРы. Закономерно логическое окончание этой истории произошло через полтора месяца, когда в январе на том же участке сербы остановили французский БТР, открыли его комфортные двери, застрелили премьер-министра (который был в числе вытащенных мною) и спокойно себе ушли. Французы даже не мяукнули в ответ… БТР НАД ПРОПАСТЬЮ Случилось это дождливой осенью 1992 года. Задача обещала быть не сложной – сопроводить на двух БТРах наблюдателя ООН и мусульманского специалиста в горный сербский район для осмотра какой-то коммуникации. Долго петляли по горной дороге, взбираясь вверх. С правой стороны дороги была поросшая деревьями пропасть, а слевой довольно пологий подъём, поросший вековыми соснами. Моросил мелкий дождик, а выше, в горах и вовсе всё застелило туманом. БТРы шли, натужено ревя моторами 5-10 километров в час. Наконец была достигнута вершина горы и наблюдатель дал команду остановиться. Я выпрыгнул из БТРа определить место для парковки второго БТРа, который следовал метрах в 100 позади. Смотрю – идёт мой БТР, я дал жестом команду приближаться, а сам окинул взглядом площадку рядом для парковки. Когда я через секунду вернул взгляд на дорогу, я увидел абсолютно пустую дорогу… Мистика… Я протёр руками глаза, не веря им, но ничего не изменилось – одиннадцатитонная машина испарилась. Я побежал к месту, где последний раз он был и увидел леденящую душу картину - БТР снесло в пропасть, и он завис на огромном пне передним правым колесом и качается… Из смотровых окон умоляюще о помощи смотрят переполненные ужасом глаза водителя и старшего машины - прапорщика из инженерного взвода. О том, что бы им покинуть БТР не могло быть и речи. Любое движение могло привести к срыву машины в пропасть. Я подогнал впритык свой БТР, но просто застраховать их, при помощи троса было опасно, поскольку падающая машина легко бы утащила и мой БТР. Скрепив два троса, я зацепил их за БТРы, предварительно пропустив через огромную сосну, теперь было больше уверенности, что не полетят оба БТРа. Только после этого потихоньку покинули аварийный БТР водитель, старший машины и пулемётчик. Они попадали на землю не в силах устоять на ногах после пятнадцати минут балансировки между жизнью и смертью. Я доложил о случившемся в штаб ООН и батальон, мне приказали ничего не предпринимать, а ждать помощи. Прибыл на БТРе заместитель командира первой роты Володя Ворчак, и мы подобным образом зафиксировали висящую машину и при помощи его БТРа. Нам передали, что вышел французский огромный кран, и он нам поможет. Однако вскоре передали, что крана не будет, поскольку и он по дороге к нам опрокинулся. На помощь пришли сербы. Они принесли систему блоков и тросы, зацепив которые за деревья, БТРы хоть и с трудом, но вытащили нашего висячего «железного слона». ИНДИРА Особенность югославской нации есть то, что у них высокие, здоровые под два метра красивые мужики, а вот на женщинах природа отдохнула. Редко встретишь притягивающую взгляд женщину и та окажется выходка из бывшего Союза. В штабе сектора переводчицей работала мусульманка Индира – редкое исключение из этого правила. Высокая, стройная брюнетка с длинными волосами и главное при встрече постоянно улыбалась. Частенько приходилось нам выезжать вместе на задачи - она была переводчиком при наблюдателях. Эта история произошла ранней весной 1993 года. На двух БТРах мне поручили сопровождать ремонтную бригаду мусульман по восстановлению ЛЕП на нейтральной полосе. Ремонтники были на небольшом грузовике, что-то типа нашей «Газели-дуплет». У меня на борту был новозеландский наблюдатель Джим и переводчица Индира. С мусульманской стороны поднялись в горы на окраину небольшого посёлка. У меня ещё задолго до этой войны выработалось железное правило - на войне или не на войне, в опасной или не спокойной обстановке – технику парковать лицом на выезд. И это правило не раз выручало меня как в мирной, так и в боевой обстановках. Остановились у нового трёхэтажного дома, покрытого красной черепицей. Площадка перед ним была довольно небольшой, и пришлось потратить немало времени и усилий, чтобы развернуться. Мой БТР стал прямо у крыльца дома. Сразу набежала куча мусульманских детишек, которые начали выпрашивать «сладкиши». «Сладкиши» это сладости из сухпайков. Быстро всё им это раздали, и они начали лазить по нашим машинам донимая всякими расспросами. Джим с Индирой и мусульманским инженером спустились в долину к ЛЕП для определения фронта работ, а мы остались ждать их у БТРов. Мне немного надоела детская возня, и я отошёл метров на двадцать к деревянному сараю и присел на брёвнах, подставив лицо под первые лучи весеннего солнца. Такое блаженство было, что я немного задремал. Вернулась Индира, сказала, что сегодня ремонтники работать не будут, она их отправит, а Джим с инженером вернутся минут через пятнадцать. Я продолжал нежиться под солнцем, рассматривал местные красоты, как вдруг вдалеке, метрах в 800 ухнула мина. К такому давно уже привыкли и я особо не обратил внимания. Вторая ухнула уже метров за 500, я немного встрепенулся, тем более, что всех детишек как ветром сдуло – кого в дом, а кого и дальше. Они лучше знают чего здесь ожидать, подумал я и поспешил к БТРу. За БТРом стояла Индира и тревожно разговаривала с несколькими местными жителями. И тут мина ухает прямо за БТРом, нас закидало землёй. Я дал команду всем в БТРы и увидел, как Индира вместе с местными жителями рванули в сторону посёлка. Где я её потом искать буду, мелькнула мысль. Несколькими прыжками я настиг её и втащил в чрево БТРа. Осталось найти Джима и инженера. Я открыл верхний десантный люк и посмотрел в сторону ЛЕП. К счастью, я увидел, как они со скоростью спринтеров несутся к нам. И тут мина попадает в крышу дома, под которым мы стояли. На голову мне посыпалась черепица и битый кирпич. Хорошо, что в каске, подумал я, и закрыл люк. Когда через нижний люк влетели Джим с инженером, БТРы рванули с места. Я передал о ситуации в штаб, мне приказали покинуть район. Уже покинули, усмехнулся я. Во время движения я обратил внимание на странное поведение моих бойцов – сержанта, командира БТРа и пулемётчика. Что-то их явно рассмешило, но они пытались скрыть свои эмоции. Может это нервное потрясение от стресса? После прибытия в штаб ООН наши пассажиры удалились, а я увидел в десантном отсеке лужу: - Откуда вода? Спросил я своих «оболтусов», здесь они «заржали» уже на полные лёгкие: - Индира обмочилась! После этого случая Индира со мной на миссии не ездила, а если видела в штабе, то старалась обойти стороной, спрятаться, или кивала, не поднимая головы. КОНВОЙ НА ЖЕППУ Зимой 1992-1993 года наша рота, во главе с заместителем командира роты Игорем Павловским прорвали блокаду на Жеппу. За несколько лет блокады для мусульманского посёлка, который спрятался в ущелье среди высоченной горной гряды это был первый конвой. Затем, весной 1993 года, был сформирован сборный отряд из состава нашего батальона, который командировали туда для охраны этого мусульманского анклава. Конвои начали ходить регулярно. В это время нам капиталисты небольшую диверсию подсунули. Поставили тормозную жидкость, которая не совмещалась с нашей. В результате тормоза клинило, а сцепление пробуксовывало. Эта эпидемия поразила фактически все наши БТРы. В батальоне было проще – была ремонтная база, а вот наши откомандированные в Жеппу не могли самостоятельно справиться с ремонтом своих трёх БТРов. Было принято решение, во время конвоя произвести замену уже отремонтированных на их аварийные. Конвой поручили провести мне. Мы охраняли около тридцати грузовиков с гуманитаркой из разных стран. Такая пестрота государств была необычна, но многим странам хотелось увидеть место, куда сербы допустили только украинских миротворцев. Маршрут был довольно трудным около 500 километров – сначала по горным районам Боснии, потом по равнинам Сербии и опять возвращались в горы Боснии. Конвой в Жеппу прошёл нормально. По прибытии мне сообщили, что в обратный путь через неделю. Наши находились в посёлке, поддерживали порядок и несли службу на постах на горных подступах к Жеппе. Меня попросили подменить дней на пять моего коллегу и товарища по Старому Крыму Альберта Бондарчука, который уже несколько месяцев нёс службу на самом дальнем посту километров за сорок, в глухих лесистых горах. Добрались туда с трудом, пару раз чуть не свалились в пропасть. Альберт был несказанно рад каникулам, а то за это время у него в соседях был только местный чабан и то общего языка он с ним не нашёл. Я сделал вид, что обиделся, что он меня за такой подарок (каникулы) шашлыком не встречает, но он, опять же сослался на плохой контакт с единственным представителем местного населения. Через пять дней каникул по прибытию Альберта на свой пост – его ждал подарок, дымящаяся на вертеле тушка и три барана на привязи пощипывали травку. Оказалось, Альберт угостил чабана только одной сигаретой, а я когда он попросил закурить – подарил ему пачку. На следующий день он мне привёл пять баранов и попросил 10 пачек нашей «Ватры». Оба остались довольны бартером, и я Альберту, чтобы не скучал, оставил небольшое стадо. Вернулись в Жеппу. На следующее утро надо было вести конвой обратно. БТРы, которые мне дали на замену, как могли, подремонтировали и мы отправились в путь. Километров через сто, когда уже вышли из горной Боснии в Сербию, мне передают, что один из БТРов стал. Останавливаю колону и иду смотреть. Всё, тормоза заклинило, тормозные барабаны от трения аж фиолетовые. На обочинах ещё лежал снег – собираем в вёдра и сыпем на тормоза для охлаждения. Подошёл американский майор, поинтересовался причиной остановки, я ему объяснил. - Ну всё, говорит он, стоим, ждём техпомощь. Откуда и какую, подумал я – на такое расстояние, по такой горной местности наша станция не берёт, да и четыреста километров, это сколько же ждать её? Останутся от конвоя рожки да ножки. - Ничего, говорю, сведём тормозные колодки и поедем дальше. - А тормозить? - А тормозить будем передачей и этот БТР позади исправного поставим, в случае чего, упрётся в него. Американец с открытым ртом ушёл. Километров ещё через двести пятьдесят стал и второй БТР, технология ремонта такая же, опять американец достаёт со своей техпомощью. Прошли Пале, до Сараево километров тридцать, вот оно уже внизу как на ладошке. Останавливается и третий. Опять американец: - Ну что техпомощь?.. Для очистки совести выхожу на связь с батальоном, а мне оттуда: – В батальоне один БТР – санитарный, и тот без тормозов. Сводим тормозные колодки и вперёд, вниз по серпантину… Американец дар речи потерял. Конвой благополучно прибыл в Сараево. Надо отдать должное нашим первым водителям БТРов, которые прибыли в Сараево зелёными юнцами, наездившими на них до того по сто километров марша и ставшими в боевой обстановке настоящими ассами. СЕРБЫ Разваливши Советский Союз, спецслужбы стран НАТО принялись за уничтожение мощного Балканского государства, которое занимало важное геополитическое место в Западной Европе. Сербы – это коренное население бывшей Югославии, православного вероисповедания. С востока их земли оккупировали турки и омусульманили людей, с севера романы, насаждая католицизм, в результате люди поделились по религиозному принципу. Сербы, хотя их и по количеству больше, никогда не доминировали. Во время Второй Мировой Войны некоторое разделение всё таки произошло – большинство православных боролось против фашизма, а вот католики и мусульмане преимущественно поддерживали религиозных братьев Турции, Германии, Италии. После войны к власти пришёл Иосиф Брос Тито. Хорват по национальности, сильная личность, он сумел объединить и сплотить всех. Никогда особо не заходила речь ни о национальности, ни о религии. Рядом с православными и католическими храмами стояли мечети. Люди общались, дружили. В Сараево, городе где Даниил Принцип в 1914 году, на мосту ныне называемого в честь его – Принциповым мостом, или в честь его жертвы – мостом Принца Фердинанда, убил австрийского приемника престола, формально развязал Первую Мировую Войну. В 1991 году в Сараево мусульманские экстремисты расстреляли сербскую свадьбу. Десятки убитых и раненых. И тут всё и началось… Око за око, зуб за зуб… Часто разговаривая с противоборствующими сторонами, я слышал, что особо никто ни с кем воевать не хочет, зла против друг друга у них нет (за исключением тех, кто трагически потерял своих близких и экстремистов, которых везде хватает). Ключевые фразы, которые характеризуют это: « Политика – есть наиболее курва на свету», «Если посадить наших вождей в одну тюремную камеру, и они начнут друг другу морду бить – тогда и нам воевать надо…» Когда приходилось сопровождать мусульманские ремонтные бригады на территорию сербов – сначала опасались за их безопасность. Потом убедились – напрасно. Сербы давали своим бывшим коллегам по работе, а потом врагам, с собой продукты, сигареты, хотя и самим несладко жилось. Народу не нужна была эта война. Возникает законный вопрос – а кому? Мне ещё тогда было всё очевидно. Из постоянных мусульманских провокаций, а когда сербы давали отпор – их делали виноватыми. Я видел, кто и откуда по нас стрелял. Я видел изрешечённые пулями два французских грузовика, все в крови, которые привезли нам продукты. Я спросил у французского начальника конвоя – кто это их? Он мне ответил, что их в упор расстреляли мусульмане, двое французов погибли, а вечером в мировых СМИ трубили о нападении сербов… Я видел последствия взрыва на базарной площади в центре Сараево, когда погибли больше 40 и ранены до сотни мусульман… Обвинили сербов, что туда они запустили миномётную мину. Ну а она, от сербов, по законам баллистики, физики, никак не могла залететь, и осколков у неё не хватило бы на столько пострадавших. Ну а потом, в результате были бомбардировки сербских позиций, сербы уступили. Потом было Косово, потом бомбили уже Белград. «Демократия» идёт полным ходом. За выдачу лидеров, сербам предлагают членство в ЕС… Международная политика была явно не на стороне сербов, и это понимали все, кто находился там, или обладали реальной информацией. Ввод и пребывание миротворцев Украины в самый центр конфликта в блокадный мусульманский Сараево было выгодно всем. Сербы доверяли братьям православным славянам, относились к нам нормально, допускали нас в места, о пребывании в которых руководство ООН и мечтать не могло. Мы провели первые конвои в осаждённые Жеппу, Серебряницу, наши конвои практически не досматривались. Если бы не наш батальон, Сараево было бы захвачено сербами в зимней наступательной кампании 1992-1993 года. Мусульмане грозились нас взять в заложники. Мы были живым щитом. Хорваты относились к нам, особо не скрывая, враждебно, мусульмане улыбались, но камень за пазухой держали, а сербы были просто братушки. Однажды я на БТРе патрулировал горный район. Проезжали небольшой мостик через горную реку. Уже на съезде с моста, на мост к нам на встречу выехала сербская полицейская патрульная машина. Я ещё подумал, мост узкий, неужели им десять секунд подождать трудно. Через несколько километров нас обогнала совсем помятая полицейская машина, и стражи порядка нам приказали остановиться. У меня возникла догадка, которая впоследствии подтвердилась. Разъезжаясь с нами на мосту они свалились в речку. Вели себя сербы довольно агрессивно, обвиняя нас в своей аварии. Мой аргумент был один – мы уже съезжали с моста, в БТРе обзор плохой и по всем правилам им надо было подождать, пока мы съедим с моста. Полицейские приказали нам следовать за ними, и мы приехали к какому-то их госучреждению. Вышел сербский генерал, выслушал наши аргументы, сорвал погоны у старшего наряда, извинился перед нами и сказал, что мы можем следовать дальше. Практически ежедневно, а то и по несколько раз мотались мимо сербских позиций на Пале, часто пережидали обстрелы у них на передовой, меня там знали практически все, даже по имени. Попался даже один сербский подполковник, который в своё время окончил Рязанское десантное училище. Он пригласил меня в гости в Сербские казармы, которые находились практически на передовой у въезда в аэропорт. Я пообещал, что при случае навещу его. Однажды, возвращаясь из сопровождения конвоя на Серебряницу, мы доехали до этих казарм и остановились из-за сильной войны, которая началась у нас на пути. Стояли часа четыре, война не заканчивалась, а впереди уже маячила ночь. По согласованию с сербским командованием, нам дали команду разместиться на ночь на территории сербских казарм. Технику сосредоточили на плацу, выставили караул, а людей разместили в казарме. Я вспомнил о своём однокашнике по училищу, спросил о нём, но мне сказали, что он на задании. Поужинав, мы легли спать. Около часа ночи меня будит Альберт Бондарчук и говорит, что меня ищет сербский подполковник. Меня привели в штаб, в комнате сидело человек пять, среди них мой знакомый, пили ракию и мирно беседовали. Оказывается это был допрос захваченного накануне мусульманского пленного. Пленный рассказывал все, не скрывая, насилия не было, ему даже рюмку налили. Посмотрев на это, я попросил или перенести допрос, или я позже зайду, а то, как-то не хорошо получается – допрос пленного при ооновском офицере. Предпочли общение со мной и пленного увели. Сначала разговоры шли о политике, жизни в осаждённом Сараево, на сербской территории. Потом под действием спиртного объектом обсуждения стал капитан мусульманского происхождения, который имел чёрный пояс по карате и даже был личным телохранителем нынешнего президента мусульман. Недавно он перешёл на сторону сербов. На одну из острых шуток в его сторону капитан не сдержался и схватился за автомат. Не имея чёрного пояса по карате, старший лейтенант Бондарчук среагировал мгновенно - выбил у него из рук автомат, разрядил его и забросил под кровать. Ситуация нормализовалась, но я шепнул Альберту, что нам пора, что бы не обидеть хозяев. Я придумав причину, вышел проверить караул, а Альберт должен был выйти через несколько минут. Я вышел на улицу, проверил караул и стал на крыльце покурить. Ко мне вышел мусульманин-капитан, попросил закурить. Я его угостил. Тут он достаёт гранату и выдёргивает чеку. Я опешил и спросил, что это значит. Он объяснил, что они его уже достали своими шуточками, и сейчас он бросит им в окно гранату. Окно было открыто и находилось прямо у входа. Конфликт мне был не нужен, тем более там ещё мог быть Альберт. Я начал рассказывать ему, что у него очень классная граната, она мне нравится и у меня такой нет. Знание мусульманских обычаев помогло мне. И он, вставив кольцо, подарил мне гранату. Со словами: - А у меня ещё есть! Он достаёт ещё одну… Не ожидая пока он выдернет чеку, я выпрашиваю у него и эту гранату, постепенно переводя разговор в другое русло. Получилось, он успокоился и ушёл спать. Выходит Альберт, я ему обрисовываю ситуацию, и ему чуть не поплохело от моего рассказа. Впоследствии при встречах за рюмкой чая, после грамм 200, Альберт втыкал свою голову мне в плечо и вспоминал, что я ему спас жизнь. Одной из основных наших задач была проводка конвоев с гуманитарной помощью из Пале через линию фронта в Сараево, и потом сопровождение уже пустых грузовиков обратно. За день приходилось по несколько раз мотаться туда-обратно. Часто приходилось встречать конвои рано утром, а пустые грузовики выводить поздно вечером. В тёмное время суток движение запрещено и опасно. Для большей оперативности в Пале командованием ООН для нас была снята небольшая гостиница. Трёхэтажный домик был довольно уютным. На первом этаже жили хозяева, а второй и третий были кухня, столовая и номера. Через месяц наших регулярных посещений ко мне обратился хозяин Ратко и поинтересовался об оплате. Он заключил договор с представителем ООН три месяца накануне, всё это время миротворцы пользовались услугами, а об оплате никто ничего не говорит. Я пообещал, что всё узнаю, и через несколько дней привёз оплату за все предыдущие месяцы. Я стал для них чуть ли не Богом, с тех пор ежемесячно я привозил им оплату. Однажды ко мне подошла жена хозяина Радмила и сказала, что в 100 метрах от наших казарм в Сараево проживают их родственники – сербы. Для простого народа, даже мусульман, в блокадном Сараево жизнь была невыносимой – холод, голод, антисанитария, обстрелы… А здесь сербы… Их обходили с гуманитарной помощью и морально угнетали на каждом шагу. Там проживал двоюродный брат хозяина Бобан со своими родителями. Бобан был знаменитым югославским ученным, писателем, автором многих книг, автором сценария фильма, который получил «Оскара». Жену хорватку с ребёнком ему удалось отправить с гуманитарной миссией в Хорватию, а вот сами они существовали в ужасных условиях. Радмила попросила передать им небольшую посылку с продуктами, и я согласился. Когда я им принёс её – они сначала не поверили, думали провокация, потом плакали, ощупывая каждую картофелину, луковицу… Жуткая была картина, особенно когда они рассказывали о своей жизни заложников во вражеском городе. Забегу немного наперёд и скажу, что больше мы не брали передачи, а регулярно носили им свои продукты. Когда я уехал на Украину, Саша Гуманюк взял шефство над ними и в свою очередь передал эстафету заменщикам. Однажды я зашёл к ним, а они совсем пригорюнились – приходила полиция и принесла повестку Бобану в армию - за уклонение расстрел. Мусульмане бросали сербов впереди своих порядков при наступлении, что-то наподобие нашего штрафбата. Шансов выжить ноль, тем более Бобан состоял в какой-то пацифистской организации, и оружие брать в руки ему было нельзя. Прибываю в батальон, докладываю ситуацию комбату Ивану Николаевичу Киве, он даёт добро с завтрашним конвоем на Пале вывезти Бобана. На рассвете я иду к ним домой и сообщаю о варианте спасения. Бобан против, а что сделают мусульмане с родителями? Родители настаивают: - Ну мало ли куда пропал, ушёл и не вернулся, война всё таки. Уговорили, я обещал, что родителям мы поможем. Моим замыслом было провести его в наши казармы, потихоньку посадить в БТР и на Пале… Бобан взял пустые канистры, вроде по воду, и шёл на удалении от меня. Мусульмане при входе в батальон его завернули, и я зашёл в батальон сам. Теплилась надежда, что он спрячется где-то в развалинах у выезда из батальона, и я его подберу. Выехали из казарм, я впереди, высунувшись из командирского люка, хоть местность открытая и вовсю «гуляют» снайперы, осматриваю развалины. Нигде нет…. Дальше тянуть нельзя… Останавливаюсь на перекрёстке, делая вид, что подтягиваю колону. Весь как на ладони перед снайперами. И тут я замечаю его в кустах у развалин нашей казармы. Даю знак рукой, а своим команду - открыть нижний люк, Бобан впрыгивает в БТР и вперёд… Колона прошла без происшествий. В Пале все были в шоке. Полгородка пришло посмотреть на вышедшего из ада. Возвращаться нам было по плану на следующее утро, захватив французский конвой, поэтому в этот вечер был настоящий праздник с бараном, ракией, многочисленными родственниками Бобана. Вроде бы и войны не было, но все плакали. Впоследствии Бобан выехал в Белград и воссоединился с семьёй. Я, уезжая из Югославии, заехал к нему и, видя его тяжёлое материальное положение, дал ему около 700 долларов, он отказывался, но я схитрил и сказал что в долг. Он взял. Что самое интересное, через несколько месяцев заменялся и Саша Гуменюк, он тоже заезжал к Бобану и, не зная об описанной мною выше ситуации тоже «одолжил» ему 700 долларов. Весной 1994 года я был несколько дней в гостях у Бобана в Белграде. Познакомился с его семьёй, он мне показывал Белград. Подарил недавно изданную книгу «Сведок из Сараево» («Свидетель из Сараево»). Там он описал всё пережитое, в том числе три главы были обо мне. С тех пор мы не виделись и ничего не знаем друг о друге. Я всё собираюсь дать запрос в Сербское посольство, но всё как-то руки не доходят. ПРОЩАНИЕ Так получилось, что оставаться на второй срок я не планировал, оставляли небольшое количество, только для передачи опыта. А поскольку практически весь батальон был сформирован из одной армии, а я чужак, то я и не мечтал. Но ближе к ротации все желающие по разным причинам отпали и меня попросили остаться для передачи опыта хотя бы на пару месяцев. Комбат И.Н. Кива обещал отпустить меня в любое время, после того как новички оклиматизируются. Но пробыть пришлось практически до второй ротации, до июня месяца. После гибели Саши Власенко в конце апреля, гроб которого я сопровождал в Украину, здоровье моей мамы немного сдало, и я пообещал ей, что завершу все дела в батальоне и вернусь. Главное пообещать, успокоить, а это всё затянулось до июня. Провёл я ещё конвой на Серебряницу и начал потихоньку собираться. БТРы были или в Жеппе, или на выездах, оставался в батальоне один мой санитарный, который не успели отремонтировать после замены тормозной жидкости. Комбат Кива сказал: - Отремонтируете санитарный, вот он и вывезет тебя в Пале. Ремонт подходил к концу, наши офицеры решили сделать мне маленькие проводы. Недалеко от ремплощадки соорудили столик, принесли ракии, закуски. Пришёл даже комбат Кива. Вот, при одном из тостов ему что-то шлёпнуло в эмалированную кружку и зашипело. Мы посмотрели туда и увидели небольшой осколок. Вроде и взрывов рядом не было, а откуда тогда он прилетел? Мне стало как-то не по себе. Никогда не боялся, но очень не хотелось пасть в последний день. Я надел бронежилет и каску и снял их только после пересечения линии фронта. Меня провожали в Пале наши офицеры. Приезжаем туда, а там уже, как на свадьбе – народа куча: соседи, родственники хозяев и три барана на вертеле жарятся, а потроха уже готовы. Славно меня проводили. Мне до сих пор снится война и, наверное, будет сниться всегда. Такое не забывается. Савченко |
Украинские миротворцы в Югославии
Центр миротворчества