"Записки бортового переводчика"

Александр Шитов

В 1980-1985 годах я учился по специальности "Иностранные языки: китайский, английский" на факультете восточных языков Военного Краснознамённого института Министерства обороны СССР в Москве (ВКИМО), ранее называвшегося и в дальнейшем более известного как Военный институт иностранных языков (в настоящее время Военный университет МО РФ). Орденом Боевого Красного Знамени институт был награждён в январе 1980 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное и самоотверженное выполнение личным составом поставленных задач и в ознаменование 40-летия с момента образования. В то время война в Афганистане только начиналась, но за плечами курсантов и офицеров Военного института в послевоенные годы было участие в арабо-израильских войнах на территории Египта и Сирии, в войне в Корее, во Вьетнаме, в сомалийско-эфиопской войне 77-78 годов, участие в боевых действиях в Анголе, Мозамбике, Йемене и во многих других локальных конфликтах. Так что, боевым орденом вуз награждён был по праву.

С самых первых дней обучения командование разъясняло нам, что в мирное время боевая готовность курсанта-переводчика заключается в его способности срочно по приказу убыть в зарубежную служебную командировку и качественно исполнять там служебные обязанности даже в условиях ведения боевых действий. Китаисты нашего института, так уж повелось, в обязательном порядке в конце третьего - в начале четвёртого года обучения проходили курс бортового перевода английского языка и лётную медицинскую комиссию. Документы тех, кто прошёл медкомиссию и сдал экзамен по бортовому переводу не ниже, чем на "хорошо", направлялись в распоряжение 10-го Главного управления Генштаба Вооружённых Сил СССР, которое по мере необходимости вызывало того или иного курсанта или группу курсантов в служебную командировку на бортперевод либо после прохождения дополнительной подготовки в стационарную служебную командировку с военными советниками. В конце 4-го курса мне приказали досрочно сдать годовые экзамены и готовиться к служебной командировке на бортперевод в Ливию: предполагалось, что советские самолёты будут возить в Чад ливийское оружие. Однако что-то "не срослось", и в Ливию я так и не поехал. Перейдя на 5-й выпускной курс я думал о том, что плановая загранкомандировка теперь-то уж наверняка не случится. Плановая командировка действительно не случилась, но зато случилась внеплановая, экстренная, можно сказать, в классическом виияковском стиле.

31 октября 1984 года в моей 4-й языковой группе шёл урок общественно-политического перевода китайского языка, когда открылась дверь, и заместитель начальника факультета восточных языков полковник Шелестюк, указывая на меня, Петрикова Сергея, Гридина Бориса (ныне покойный) и Волгина Олега, сказал: - "Ставьте точку, и в кабинет начальника курса". В кабинете нашего начальника курса подполковника Макарова Анатолия Георгиевича (ныне покойный), кроме нас четверых, были Швадронов Александр из 3-й языковой группы, Крицкий Алексей и Тарабан Александр из 1-й языковой группы. Анатолий Георгиевич и Шелестюк сообщили, что всем нам надлежит в самое ближайшее время в гражданской одежде убыть в служебную командировку на бортперевод в Социалистическую республику Эфиопию, пострадавшую от засухи. Срок командировки недели три, не больше, после чего нас как курсантов выпускного курса заменят, и мы снова вернёмся к учёбе. Было велено отложить все учебные дела и начать сборы. В тот же день приказом начальника ВКИМО генерал-полковника Танкаева М.Т. №566 от 31.10.84 в отношении меня и шести моих товарищей было определено: - "Полагать убывшими в служебную командировку: в войсковую часть 44708 г.Москва с 3 ноября 1984 г. в качестве бортпереводчиков. Срок командировки до 23 ноября 1984 года. Курсантов 5 курса факультета восточных языков: 1. Рядового Шитова А.В. ..." Войсковая часть 44708 г.Москва это и есть "десятка", 10-е управление ГШ ВС СССР. Приказа начальника "десятки" о непосредственном убытии в Эфиопию мне обнаружить не удалось.

Сильнейшая засуха на севере и северо-востоке Эфиопии в 1984 году стала причиной обращения Генерального секретаря ЦК Рабочей партии Эфиопии, председателя Временного военно-административного совета Социалистической республики Эфиопии Менгисту Хайле Мариама к Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР К.У.Черненко с просьбой о помощи. В конце октября 1984 года в ответном послании К.У.Черненко Менгисту Хайле Мариаму сообщалось о решении Советского правительства предоставить Эфиопии продовольствие, транспортную и другую помощь. По данным ООН с марта по декабрь 1984 года в Эфиопии умерло от голода 300 тысяч человек, каждый 6-й житель страны голодал, засуха охватила 12 из 14 провинций Эфиопии.

1 ноября 1984 года мы ездили делать прививки от тифа, жёлтой лихорадки и чего-то ещё, получали, кому это было необходимо, гражданскую одежду, сдавали партийные и комсомольские билеты на хранение в ЦК КПСС. 2 ноября в 8 утра у КПП института мы сдали военные билеты на хранение курсовому офицеру капитану Новикову, погрузились в специально выделенный для нас автобус и через час были на военном аэродроме Чкаловский. Вылет задерживался, только во второй половине дня нас позвали в военно-транспортный Ан-22 "Антей", сказали, что летим в Фергану. Что касается меня, это был мой первый полёт в жизни, потому что прежде я всегда ездил поездом. До Ферганы летели часов пять, при подлёте и снижении с резким ростом атмосферного давления с непривычки стало сильно, до боли закладывать уши. На лётном поле аэродрома стояла ночь (разница с Москвой три часа), но вдалеке можно было различить очертания высоких гор, окружающих Ферганскую долину. Подогнали военный грузовик, который привёз нас в расположение 194-го гвардейского военно-транспортного авиационного полка имени Героя Советского Союза Н.Гастелло (в/ч 15474, командир Митченко Анатолий Владимирович, расформирован в 1991 году). Ночевали в казарме батальона аэродромного обслуживания и практически не спали, потому что личный состав всю ночь приходил и уходил: шла работа по погрузке убывающих в Эфиопию бортов. Утром 3 ноября мы побывали на общем построении, после чего нас курировал представитель командования полка, по-моему, это был комэска Зарипов. Он посадил нас в класс бортперевода и велел заниматься самоподготовкой, а заодно определить четверых из нашей семёрки, кто вылетит в Эфиопию завтра же. Жребий решил, что с первым бортом вылетаю я и Швадронов, со вторым Петриков и Крицкий, а Волгин, Гридин и Тарабан задержатся в Фергане. Центральный архив Министерства обороны Республики Узбекистан предоставил мне архивную выписку из приказа командира в/ч 15474 г.Фергана №220 от 3 ноября 1984 года, в котором сказано:"Нижепоименованных прикомандированных полагать убывшими в спец. командировку 4 ноября с.г.. Исключить с котлового довольствия капитана Шитова А.В...." Правда, ошибочно указано моё воинское звание в то время: вместо "рядовой" "капитан".

3 ноября Сергей Петриков как старший среди нас (командир языковой группы) попросил командование полка, чтобы нам разрешили переселиться из казармы в офицерскую гостиницу и дали возможность нормально поспать перед вылетом. Просьбу удовлетворили, а во второй половине дня мы отправились в город. Никто из нас до этого не бывал в Средней Азии, поэтому всё было в диковинку: арыки, журчащие вдоль дорог, уличные чайханы и харчевни, где готовят плов, и самое главное великолепный восточный базар. Урожай был собран, и дыни лежали пирамидами в человеческий рост. Торговцы-мусульмане прямо на базаре расстилали коврики и совершали намаз. Вернувшись к вечеру в расположение полка, мы познакомились в гостинице с профессиональным бортпереводчиком капитаном Евгением Филиным (ныне покойный), прилетевшим из Витебского полка ВТА, где он служил, для сопровождения в Эфиопию ферганских бортов. Рано утром 4 ноября нам выдали заранее оформленные "десяткой" служебные (синие) загранпаспорта гражданина СССР, и после прохождения недолгого таможенного и пограничного контроля мы с Сашей Швадроновым оказались на борту закамуфлированного под воздушное судно "Аэрофлота" военно-транспортного Ан-12бп (СССР-11780) 194-го полка под командованием командира корабля капитана Новожилова Леонида Андреевича (майор запаса Новожилов Л.А. проживает в г.Тверь).

Вспоминает бывший заместитель Командующего Военно-транспортной авиацией ВВС СССР генерал-майор в отставке Кулыгин Борис Павлович (проживает в г.Москва):"В начале октября 1984 года Командующий ВТА генерал-лейтенант Волков поставил мне задачу сформировать на базе Джамбульского военно-транспортного вертолётного полка ВВС СССР и 194-го гвардейского военно-транспортного авиационного полка ВВС СССР сводную авиационную группу для убытия в Социалистическую республику Эфиопию и осуществления перевозок людей и грузов в этой стране в условиях ведения боевых действий. Во исполнение указанной задачи мною была сформирована сводная авиационная группа в составе 22-х военно-транспортных вертолётов Ми-8 с экипажами и 12-и военно-транспортных самолётов Ан-12 с экипажами. Военно-транспортные самолёты Ан-12 с экипажами убывали в Эфиопию своим ходом из места своей постоянной дислокации в г.Фергана УзССР, военно-транспортные вертолёты Ми-8 и их экипажи транспортировались в Эфиопию из места своей постоянной дислокации в г.Джамбул КазССР. К непосредственному управлению сводной авиагруппой ВТА в Эфиопии я привлёк подполковника Митченко А.В. командира 194-го гвардейского военно-транспортного авиаполка и подполковника Фомина командира Джамбульского военно-траспортного вертолётного полка. В соответствии с приказом Командующего ВТА генерал-лейтенанта Волкова военно-транспортные вертолёты Ми-8 и военно-транспортные самолёты Ан-12 были закамуфлированы в Эфиопии под воздушные суда "Аэрофлота", а личный состав представлялся как персонал Гражданской авиации, был экипирован в униформу Гражданской авиации либо в гражданскую одежду". В своих воспоминаниях бывший командир 194-го гвардейского военно-транспортного авиационного полка полковник в отставке Митченко Анатолий Владимирович (проживает в г.Старая Русса) сообщает:"В октябре 1984 года, являясь командиром 194-го гвардейского авиаполка, я получил приказ заместителя Командующего ВТА ВВС генерал-майора Кулыгина Бориса Павловича выделить в состав сводной авиационной группы 12 самолётов Ан-12бп с экипажами для убытия в Социалистическую Эфиопию и выполнения перевозок внутри страны в условиях ведения боевых действий. Основанием для данного приказа являлась директива Генерального штаба ВС СССР, номера которой я не помню. Из Политотдела ВТА ВВС лично до меня в части касающейся была доведена информация об обращении руководителя Эфиопии Менгисту Хайле Мариама в ЦК КПСС (помню дословно):"Революция в опасности. Положение дел ухудшается с каждым днём, с каждым часом",и просьба об оказании разносторонней помощи. Мною был сформирован отряд из 12-и самолётов под руководством опытных экипажей, имевших опыт боевых полётов в Афганистане. Это были экипажи майоров Мишаева И.А., Поспелова Н.А., Заикина Ю.Ф., Воробьёва П.Л., Жукова А.А., Зайцева И.Ю., капитанов Новожилова Л.А., Потапова, Кузнецова, Кузьмина А.С., Краснопольского. В ночь на 4 ноября я вылетел по маршруту Фергана - Карачи (заправка) - Аден (заправка) - Аддис-Абеба (аэропорт "Боле"). Позднее отряд составом по 2-3 самолёта в сутки выполнил перелёт по указанному маршруту".

Бортпереводчики Б.Гридин (слева) и А.Шитов на фоне Ан-12бп в аэропорту Макале.

На борту нашего самолёта, кроме меня и Александра Швадронова, в качестве пассажиров в кабине сопровождения летели военнослужащие 194-го полка: техники и солдаты батальона охраны, никого в военной форме, все в технических робах, а экипаж в униформе "Аэрофлота". Под крылом Афганистан, Пакистан, посадка в аэропорту пакистанского города Карачи. Экипаж приказывает всем пассажирам укрыться от внимания местных властей в грузовом отсеке, так как по правилам ИКАО перевозка людей на грузовом самолёте запрещена. Самолёт окружают вооружённые военные. Наконец заправка завершена, взлетаем над Индийским океаном, курс на Аден. В зоне управления полётами Бомбея Евгений Филин, который вёл радиообмен и бортперевод, предлагает нам с Сашей Швадроновым попробовать свои силы. Очень волнуемся, пыхтим, краснеем, но Женя улыбается: "Неплохо для начала!" Справа по борту бескрайняя кромка Аравийского полуострова, а вот и Аден. В дружественном Советскому Союзу Южном Йемене экипаж разрешает пассажирам выйти из самолёта, нас обдаёт волна горячего влажного воздуха. От Адена рукой подать до Аддис-Абебы, часа полтора лёта. В Аддис-Абебе садимся поздним вечером. Стоя в дверном проёме пилотской кабины, смотрю, как набегает полоса аэропорта Боле. Вдруг, резкое торможение, запах резины. Позднее экипаж рассказал, что во время пробега по полосе боковые огни ВПП резко оборвались, создалось впечатление, что полоса закончилась и сейчас улетим в поле. На самом деле полоса Боле "горбатая", поэтому, пока не доедешь до её бугра, огней конечного отрезка ВПП просто не видно. При первом приземлении этого нюанса не знаешь. Кстати, за торцом конечного отрезка ВПП Боле лежал потерпевший крушение болгарский самолёт. Наверное, у эфиопов не было возможности убрать его, и прилетавшим в Аддис-Абебу иностранным экипажам он служил своеобразным предострежением и напоминанием об опасности.

Как только мы с Сашей Швадроновым вышли на лётное поле, к нам подошёл высокий товарищ с проницательным взглядом и, выяснив, что мы переводчики, отвёл нас в сторону. "Майор КГБ СССР Курдюков", представился он и сообщил, что будет заниматься обеспечением безопасности личного состава авиагруппы. Курдюков рассказал, что в Эфиопии идёт гражданская война, а летать нам предстоит в районы ведения боевых действий, поэтому бдительность прежде всего. В тот же вечер определилось, что прикомандированным бортпереводчиком экипажа Новожилова, с которым мы прилетели, буду я, а Саша Швадронов будет работать с экипажем борта (СССР-12112). Служебные загранпаспорта гражданина СССР командование сводной авиагруппы у нас изъяло, так что вплоть до убытия из Эфиопии мы находились в этой стране без каких-либо документов, удостоверяющих личность.

Утром 5 ноября Митченко собрал всех находившихся на тот момент в Аддис-Абебе командиров кораблей и, лично пилотируя борт 11780, повёл его на трассировку маршрутов Боле – Асэб (Ассаб, провинция Эритрея) – Мэкэле (Макале, провинция Тыграй) Асмэра (Асмара, провинция Эритрея) – Боле. Мы с Сашей Швадроновым по-очереди обеспечивали этот полёт, так сказать, прошли "боевое крещение".

6 ноября мой борт 11780, борт Саши Швадронова 12112 и ещё два наших борта были направлены для временного базирования в Ассаб, поскольку этот портовый город был на то момент воротами в мир для Эфиопии, туда прибывали сухогрузы с зерном, спасение от голода для миллионов жителей страны. В Ассабе разместились в одноэтажной, но очень опрятной гостинице. Я и Саша Швадронов занимали двухместную комнату, отсыпаясь там после изнурительной работы. В Ассабе мы пробыли числа до 22 ноября, летали с 7 ноября практически ежедневно, развозили зерно в Макале, Асмару, Аддис-Абебу, в Дыре-Дауа (Диредаву, провинция Харэргэ на востоке страны). От Ассаба до аэропорта нас возил специальный автобус с эфиопским водителем. Шоссе проходило вдоль берега Красного моря, жара была градусов 35, но купались всего раза три после полётов по пути в гостиницу, моментально обсыхая на горячем ветру пустыни Данакиль. Аэропорт Ассаба обороняли Т-34, врытые в землю по башни, орудиями в сторону моря, приморское шоссе постоянно патрулировали вооружённые бойцы эфиопской армии. Однажды, когда автобус вёз нас в аэропорт, водитель-эфиоп не отреагировал на требование патрульного остановиться для проверки. Хорошо, что кто-то из наших с заднего сиденья оглянулся и увидел, как патрульный целится из АКМ в наш автобус. Мы хором заорали водителю:"Кой!" по-амхарски "Стой!" и чудом не получили очередь. Кстати, в аналогичной ситуации лётчикам из ГДР повезло меньше: их джип тоже не остановился на требование патрульного, был обстрелян и оказался в кювете, по-моему, никто не погиб. Находясь в Ассабе, я вспомнил о своей несостоявшейся командировке в Ливию и Чад и "подколол" товарищей, заметив, что вроде бы ходят слухи о нашем возможном перебазировании в Чад. Мне поверили, я посмеялся и забыл об этой шутке, но через несколько дней она приняла угрожающий размах: все только и говорили, что вот-вот полетим в Чад. В итоге я сам начал верить в это:" А вдруг и, правда, возьмут и пошлют! Так "прикол" бумерангом вернулся ко мне. Вернувшись в Аддис-Абебу в конце ноября, мой экипаж постоянно базировался там, но четвёрка наших бортов оставалась в Ассабе постоянно, сменяя друг друга. Почтовый адрес, на который писали письма наши родные, выглядел так: 103400, Москва-400, почтовый ящик 515 Э-Р.

Аддис-Абеба "прекрасный цветок" в переводе с амхарского расположена в межгорной низине и по большей части была застроена традиционными эфиопскими хижинами с конусообразными крышами. Общественных туалетов в эфиопской столице не наблюдалось, поэтому, выехав из центра города, на глаза то и дело попадались местные жители, спокойно справлявшие нужду у дороги. О себе же сами эфиопы, люди не с тёмной, а с кофейного цвета кожей,весьма высокого мнения, называют себя "mixed race" "смешаной расой", возникшей на стыке цивилизаций, потомками арабов, негров и евреев. Грязной работой эфиопы заниматься не любят, мусорщиками там работали темнокожие гастарбайтеры. Правда, напрягала нелюбовь эфиопов к ванне и душу, отсюда своеобразное амбре, исходившее даже от людей вполне интеллигентного вида. В этой грязи было раздолье для блох, которые и нас донимали, а эфиопы рекомендовали спасаться от них ветками эвкалиптового дерева, которые нужно класть под матрац. Ещё в Эфиопии полчища мух, от которых большинство местных жителей отмахиваются опахалами, сделанными из конских хвостов. Есть легенда, что войско фараона, пытавшееся завоевать Эфиопию, повернуло обратно, не выдержав жуткой эфиопской вони.

Природу центральной, северо-восточной и северной Эфиопии пышной не назовёшь, всё-таки это высокогорье. Жирафов, львов и прочую африканскую экзотику наблюдали экипажи Ми-8, летавшие в южные провинции к границе с Кенией. Близость к экватору объясняет то, что рассвет и закат в Аддис-Абебе наступает практически моментально, временной пояс московский. Ночное эфиопское небо совсем не похоже на наше, Средней полосы, например, звёзды Большой Медведицы выглядят там не как привычный нам "ковш", а как бы сплюснуты, вытянуты вдоль одной линии.

В Аддис-Абебе я наблюдал, как в Боле выгрузили камуфлированные военной раскраской Ми-8 и с помощью трафаретов закрашивали красные звёзды на их бортах, рисуя аэрофлотовских "птичек", правда, трафареты прикладывали не той стороной, и получались "птички наоборот". Постоянной стоянкой Ан-12 и основной стоянкой Ми-8 в Аддис-Абебе являлся Боле, охраняемый подразделением ВДВ Эфиопии. Ми-8, кроме того, могли приземляться и иметь местом стоянки ВПП старого аэродрома, возле которого разместился палаточный лагерь сводной авиагруппы ВТА и палаточный лагерь советского автомобильного отряда (300 военных ЗиЛ-131). Место для лагерей было выбрано неспроста, рядом располагалась укреплённая и хорошо охраняемая резиденция Главного военного советника ВС СССР в Социалистической республике Эфиопии. Большая часть личного состава сводной авиагруппы проживала в палаточном лагере, а некоторые военнослужащие лётно-технического состава и большинство переводчиков в двухэтажной заброшеной гостинице в городе. В гостинице днём не было воды, не работала канализация, воду включали на пару часов ночью, поэтому из лагеря нам привозили цистерну с водой для её запаса впрок. Наша переводческая семёрка проживала в большом зале этой гостиницы, куда поставили железные солдатские кровати, на этом бытовые удобства заканчивались. В другом аналогичном общем зале гостиницы проживали наши младшие товарищи группа китаистов-бортпереводчиков английского языка 4-го курса нашего же факультета восточных языков. В числе бортпереводчиков сводной авиагруппы были ещё несколько лейтенантов, призванных из запаса. Ежедневно в 5.30 к гостинице подъезжал специальный автобус с эфиопским водителем, ждал минут пять и уезжал в лагерь: не успеешь, потопаешь до Боле пешком. В лагере мы умывались по-человечески, завтракали с лётно-техническим составом (кормили централизованно тем, что привозили из Союза), проходили краткий медосмотр (измерение пульса и давления) и выезжали тем же автобусом в Боле. Примерно в 7.30 стартовали, совершали в среднем четыре рейса, например, дважды из Аддис-Абебы в Макале и дважды обратно, часам к 14 заканчивали работу, обедали прямо на борту с экипажем либо в лагере и автобусом ехали в гостиницу, где спали до вечера, затем автобусом снова ехали в лагерь на ужин. После ужина в лагере демонстрировали фильмы, причём, только наши, ничего иностранного, и снова в гостиницу. Периодически на территории палаточного лагеря сводной авиагруппы проходили собрания "профсоюзной организации" отряда Ан-12, то есть на самом деле партийной организации КПСС, и собрания "спортивной организации" отряда Ан-12, то есть на самом деле организации ВЛКСМ.

Аддис-Абеба высокогорье, превышение над уровнем моря, примерно, 2500 метров, первое время даже здоровые люди, приехав туда, ощущают нехватку кислорода. В связи с этим Митченко отменил утреннюю физзарядку как обязательный элемент распорядка дня, заметив, что наша задача на данный момент не укрепить здоровье, а сохранить его. Антисанитария в Эфиопии была ужасающая, нас постоянно просвещали о мерах профилактики инфекционных заболеваний, говорили, что даже рот полоскать сырой водой нельзя, но, тем не менее, некоторые наши товарищи подхватили амёбную дизинтерию и лечились в эфиопском военном госпитале. Однажды врач 194-го полка направил меня на консультацию к нашему специалисту, работавшему в госпитале Сухопутных войск: прихватило печень. В госпитале я наблюдал любопытную картину: десятки пациентов-молодых людей на костылях, с перебинтоваными конечностями. Наш врач объяснил, что все они "самострельщики", "косящие" таким образом от передовой. Во второй половине января 85 года я серьёзно заболел, скорее всего, бронхитом: неделю мучил кашель, колотил сильный озноб, о полётах не могло быть и речи. Полковой врач отсоветовал ложиться в лазарет, представлявший обыкновенную палатку, поскольку в зимние месяцы ночные температуры в Аддис-Абебе иногда опускаются ниже нуля, днём же 30-градусная жара. Никаких лекарств, никаких антибиотиков не было, я с утра до вечера лежал в гостинице, укутавшись в одеяла и по-собачьи согреваясь собственным теплом, иногда вечером с трудом ездил в лагерь, чтобы нормально поесть. Пока я болел, пару раз меня в моём экипаже подменял Саша Швадронов. Наконец мне удалось выздороветь, более или менее окрепнуть и вернуться в строй.

Что касается графика полётов, то, базируясь в Аддис-Абебе, мы летали примерно через два дня на третий, в дни, свободные от полётов, проводился технический регламент и обслуживание самолёта, а переводчики по очереди дежурили на "вышке" аэропорта либо коротали время в инженерной службе Боле с эфиопским инженером Мэлаку Мэкле. Этот Мэлаку был, как бы сейчас выразились, "прикольным чуваком", он любил подолгу ручкаться с советскими специалистами, фотографироваться с ними, после чего ненавязчиво так, на неповторимом "пиджин инглиш" поинтересоваться у них:"Хэв ю эни пилльз фром гонорея?""Есть ли у вас таблетки от гонореи?" Надо ли говорить, что после этого вопроса совгражданин сломя голову бежал дезинфицировать руки мылом и джином. Ещё Мэлаку упрашивал советских братьев привезти ему из Союза холодильник, телевизор, стиральную машину и пр., и вообще его мечтой было поехать в СССР на учёбу. Один раз Мэлаку через меня пригласил на день рождения своей дочери всю верхушку нашей авиагруппы. Я пришёл в палатку к Митченко и передал приглашение. Митченко позвал своего зама главного инженера 194-го полка (не помню фамилию) и Курдюкова. После короткого "консилиума" "доктор" Курдюков "поставил диагноз": никаких гостей, а то выкрадут в горы, а нам, понимаешь, освобождай. На том и порешили, а Мэлаку я поблагодарил за приглашение, сказав, что наши "чифы" сильно заняты, поэтому, к большому сожалению, прийти не смогут. Вообще в Аддис-Абебе личному составу сводной авиагруппы самостоятельный выход в город не разрешался. Однажды состоялось торжественное возложение цветов к памятнику В.И.Ленину, в котором я не смог участвовать из-за болезни. Несколько раз организовывались коллективные выходы на вещевой рынок, в магазины, посещали местный краеведческий музей и зоопарк, оказавшийся львятником: несколько десятков живых символов Эфиопии в клетках. Один раз командованием организовывался своеобразный "шоп-тур" в Асмару. В отличие от Аддис-Абебы, где "Европа" в те годы ограничивалась современными отелями и административными зданиями в центре города, Асмара действительно выглядела городом европейского типа, что немудрено, ведь его строили итальянцы: много старых, но добротных зданий, церквей красного кирпича, на центральных улицах мостовые выложены плиткой, деревья на тротуарев зарешёченных ячейках, как сейчас на Тверской. Асмара привлекала "руссо туристо" недорогими и качественными золотыми и серебряными украшениями, доступными японскими часами. В период базирования в Аддис-Абебе, помимо гуманитарных грузов, мы часто перевозили пострадавших от засухи местных крестьян из Макале в Аддис-Абебу. Согласно плану Правительства Социалистической республики Эфиопии из засушливых северных и северо-восточных земель их надлежало переселить в плодородные районы на юге страны. Рядом с аэродромом Макале находился сборный лагерь, куда их, измученных, истощённых, одетых в домотканые лохмотья, с убогой самодельной утварью, на много метров смердящих (представьте голого ребёнка, у которого из глаз течёт гной, и лицо которого усеяно мелкими копошащимися в гноище мухами), доставляли из отдалённых тыграйских деревень активисты RRC (Relief and rehabilitation commission) Комиссии по оказанию помощи пострадавшим от засухи, созданной при Временном военно-административном совете Социалистической республики Эфиопии. Всего же RRC создала 200 пунктов распределения продовольствия и 100 лагерей по оказанию помощи пострадавшим от засухи, из засушливых районов на юг планировалось эвакуировать 2 миллиона человек. Из сборного лагеря в Макале мы забирали пострадавших партиями по 200-250 человек, грузили в грузовой отсек и везли в Аддис-Абебу. Из Аддис-Абебы Ми-8 мелкими партиями развозили их на юг. Во время полёта от истощения, качки и оттого, что накануне их впервые досыта накормили лепёшками из привезённого благотворительного зерна, этих людей начинало массово тошнить, поэтому в Аддис-Абебе к самолёту подъезжала пожарная машина и с помощью брандспойта вымывала нам грузовой отсек. Вообще условия работы экипажей Ан-12 были весьма непростыми. Так, Митченко вспоминает: "Полёты проходили в сложных условиях гористой местности, высоких температур, тропических гроз с ограниченным использованием радиотехнических средств, отсутствием радиолокационного контроля и угроз терактов".

Палаточный лагерь сводной авиагруппы ВТА в Аддис-Абебе. Слева военно-трансопртный вертолёт Ми-8МТ. На дальнем плане кварталы Аддис-Абебы.

Что касается Ми-8, они работали на небольших аэродромах, куда Ан-12 сесть не могли. В период моего пребывания в Эфиопии Ми-8 дважды терпели аварию из-за того, что в разреженом воздухе Абиссинского нагорья экипажи допускали ошибки, неправильно выставляя шаг винта, правда, жертв при этом не было, только серьёзно пострадавшие. Но позднее, как мне рассказывали, всё-таки произошла катастрофа Ми-8, в которой погиб экипаж, в том числе бортпереводчик лейтенант из Харькова, призванный из запаса. Разумеется, на нашу работу оказывала прямое влияние общая военно-политическая обстановка в стране. Вскоре после нашего прибытия в Эфиопию, где-то в конце ноября 84 года, Митченко построил личный состав отряда Ан-12 и довёл до нашего сведения, что эритрейские сепаратисты открыто выступили с заявлением о том, что, если советские самолёты будут помогать их противнику Вооружённым Силам Социалистической республики Эфиопии, они будут сбиваться, и тогда весь мир узнает о том, что это самолёты советских ВВС. И Кулыгин, и Митченко, и Новожилов единодушно вспоминают о том, что в Эфиопии все приказы и распоряжения, доклады об их выполнении осуществлялись исключительно в устной форме, без составления письменных документов и без оформления полётных листов. Так, по словам Кулыгина, "приказы на осуществление перевозок в Эфиопии экипажами сводной авиагруппы я получал от начальника Главного штаба ВВС СССР маршала авиации Скорикова путём телефонной связи. Никаких письменных приказов или распоряжений об осуществлении указанных перевозок я не получал. Также устные распоряжения по осуществлению указанных перевозок в Эфиопии я получал от посла СССР в Социалистической республике Эфиопии и от Главного военного советника ВС СССР в Социалистической республике Эфиопии. Доклады о выполнении данных приказов и распоряжений я также осуществлял без составления письменной документации: начальнику Главного штаба ВВС по телефонной связи, послу СССР и Главному военному советнику устно". По словам Митченко:"Распоряжения на неделю-день я получал от генерала Кулыгина Б.П. в устной форме. В устной же форме ставил задачу экипажам, устно принимал доклады от командиров экипажей и устно докладывал генералу Кулыгину Б.П. о выполнении поставленных задач. Никаких письменных приказов и распоряжений на перевозки в Эфиопии я не получал, письменных отчётов не составлял. Ежедневные сводки о перевозках наш начальник КП майор Фадеев А.И. по связи ЗАС докладывал в ГШ ВВС по установленной таблице". Всё это делалось для того, чтобы в случае уничтожения или захвата советского самолёта противник не смог получить прямых доказательств нашей - и не только гуманитарной - помощи Правительству Эфиопии. А такая помощь также имела место. Прежде всего эфиопы хотели, чтобы Ан-12 непосредственно участвовали в боевых действиях, выполняя бомбометание по позициям эритрейских и тыграйских сепаратистов, однако советское командование эту идею отвергло на корню, не отказываясь в то же время от разного рода деликатных просьб эфиопской стороны. Так, однажды в Боле главный инженер полка - зам Митченко подвёл к нашему самолёту группу эфиопов в штатском и приказал взять их на борт до Асмары, при этом он строго-настрого запретил мне как бортпереводчику сообщать диспетчеру аэропорта об этих пассажирах. В самолёте Новожилов велел мне узнать у эфиопов, есть ли у них оружие, и, если есть, сдать командиру корабля до окончания полёта. Один из эфиопов вытащил из-за пояса внушительных размеров "пушку" и передал её мне, а я Новожилову. Разумеется, о таинственных пассажирах на борту я ничего не сообщил диспетчеру ни в Боле, ни в Асмаре. Было и прозаическое поручение перевезти из Аддис-Абебы в Ассаб партию военных ботинок-берцев. Однажды приказали взять на борт из Асмары до Аддис-Абебы команду новобранцев для ВС Эфиопии. Как нам позже рассказали, на другой день после этого рейса сепаратисты обстреляли аэропорт Асмары из артиллерии и миномётов. Проблема заключалась в том, что окружённый горами и минными полями асмарский аэропорт находился в непосредственной близости от передовой, проходившей буквально за ближайшей горой, поэтому и обстреливать его особого труда для сепаратов не составляло. Как вспоминает Митченко:"При минном обстреле аэродрома Асмара одна из мин попала в переднюю гермокабину самолёта Ан-12бп. В результате пожара и оплавления конструкции самолёт был списан на боевую потерю. Личный состав не пострадал". Про ситуацию в Эритрее рассказывал и мой одногруппник Юра Савельев, который, возвращаясь из командировки в Москву, ночевал у нас в аддис-абебской гостинице. Юра Савельев был переводчиком английского языка при советском военном советнике в бригаде ВДВ Эиопии на территории Эритреи. В то время там шли ожесточённые бои, и Юра говорил, что их бригада, угодив в жестокий переплёт, подверглась такому обстрелу, что они с советником уцелели чудом. Напряжённой была обстановка и на аэродроме Макале в Тыграе. Вот как описывает этот аэродром Александр Проханов в своём специальном репортаже из Эфиопии "Зёрна надежды" ("Литературная газета", 23 января 1985):"Садимся в Макале, в голой продуваемой степи. Лысый пакгауз порта. Врытые в землю танки, бронетранспортёры ощетинились пулемётами. Зона не только голода, но и боёв с сепаратистами". Однажды, вернувшись в Аддис-Абебу из рейса в Макале, техники обнаружили у нашего самолёта выбоину в лопасти ближнего к фюзеляжу правого винта. Позднее главный инженер полка довёл до всего личного состава на построении, что исключить пулевое попадание нельзя. Я думаю, что, скорее всего, какой-нибудь местный тыграйский "дух" "шмальнул" в Макале по снижающемуся самолёту. Целил в переднюю гермокабину, где штурман сидит, но пулю снесло ветром, и она, слава Богу, прошла мимо фюзеляжа, чиркнув по лопасти винта. Про аэропорт Ассаба я уже рассказал. По сравнению с аэропортами Асмары и Макале аэропорт Диредавы был относительно спокойным местом. После завершения Огаденской войны 77-78 годов активных боевых действий в том районе не наблюдалось. Диредава запомнилась столбами песчаных смерчей, которые мы наблюдали при заходе на посадку.

Однажды нам поручили забрать из Диредавы двух наших военнослужащих, у которых закончилась стационарная командировка в Огаден. Вот было моё удивление, когда этими ребятами оказались мои одногруппники-переводчики: Коршунов Николай и Задорожный Евгений! Прогуливаясь с экипажем по рынку Диредавы, мы столкнулись как с недружелюбным, так и с дружественным к себе отношением. Эфиопские подростки, завидев нас, заорали: "Раша кашаша!" "Россия дерьмо!" Зато группа кубинских военнослужащих радушно приветствовала нас, мы даже обменялись с ними адресами. Начиная с конца ноября 84 года, то есть, с того времени, когда сепаратисты высказали угрозу сбивать советские самолёты, экипажам Ан-12, вылетавшим из Аддис-Абебы в районы ведения боевых действий, в том числе и нашему экипажу, выдавались по два АКМ с боекомплектом для обороны в случае нападения сепаратистов на стоянках. Тогда же, в конце ноября Новожилов подозвал меня и показал полётную карту: на ней синими "яйцами" были обозначены места базирования сепаратистов как раз по маршрутам наших полётов в Ассаб, Макале и Асмару. "Ничего,заметил командир, будем по-возможности облетать эти районы, чтобы из ПЗРК не шарахнули".

До сих пор тепло вспоминаю ребят из экипажа: командира корабля капитана Новожилова Леонида Андреевича, правого лётчика старшего лейтенанта Бородёнкова Василия (ныне покойный), штурмана старшего лейтенанта Курындина Александра (проживает в г.Луганск), борттехника по АДО старшего лейтенанта Рудакова Владимира, радиста прапорщика Наумова Сергея. По данным начальника штаба отряда Ан-12бп сводной авиагруппы ВТА в Эфиопии старшего лейтенанта Ефимова экипаж самолёта СССР-11780, в котором я исполнял служебные обязанности, за период моей командировки в Эфиопии налетал 200 часов, выполнил 48 лётных смен, совершил 165 перелётов, перевёз 7940 людей и 634 тонны грузов. В течение первых полутора месяцев пребывания в Эфиопии, то есть, в самый напряжённый период, самолёты и вертолёты сводной авиагруппы ВТА в Эфиопии перевезли 50 тысяч человек и 10 тысяч тонн грузов, что составило три четверти от общего объёма перевозок. Правда, в наших СМИ тех месяцев сводная авиагруппа ВТА в Эфиопии конспиративно именовалась "самолётами и вертолётами "Аэрофлота". Например, заметка А.Сербина "Работает советская авиагруппа" в "Правде" от 8 декабря 1984 года:"Аддис-Абеба, 7. (Соб.корр. "Правды") 120 рейсов совершили вчера экипажи самолётов и вертолётов Аэрофлота, работающие в эфиопском небе. Направленные сюда нашей Родиной для оказания помощи Эфиопии в преодолении последствий засухи самолёты "Ан-12" и вертолёты "Ми-8" продолжают доставлять продовольственные грузы в районы бедствия и эвакуировать из этих районов людей..." В журнале "Новое время" №50 от 7 декабря 1984 года была опубликована статья Г.Габриэляна (мы его, кстати, возили на нашем борту) "Время испытаний"; в "Комсомольской правде" от 20 декабря 1984 года статья Э.Бабазаде "Близко к сердцу"; в "Правде" от 6 сентября 1985 статья А.Сербина "Если другу трудно" и масса других материалов. Однако советские военные лётчики были не единственными в Эфиопии, кто помогал народу этой страны справиться с последствиями засухи.

Кроме нас, в Эфиопии работали несколько Ан-26 из ГДР и вертолетчики из Польши, раскрашенные как гражданские борты, а также камуфлированные военной раскраской военно-транспортные С-130 из Великобритании и ФРГ (по два), по одному из Франции и Италии. США были представлены двумя бортами компании "Пэн Амэрикэн", раскрашенными как гражданские самолёты.

На фоне натовского С-130. (Слева направо) бортпереводчики А.Шитов, С.Петриков, Б.Гридин. Аэропорт Макале.

Засуха и голод не ослабили, а наоборот усилили гражданскую войну в Эфиопии. В начале декабря 1984 года южнее Асмары произошло одно из самых крупных сражений того периода, когда эфиопские десантники, отразив 25 атак сепаратистов, закрыли им дорогу на столицу Эритреи. Ряд стран, прежде всего страны Запада, Йеменская арабская республика, Саудовская Аравия открыто помогали сепаратистам, а военно-транспортные самолёты натовских стран в Эфиопии отрабатывали сброс грузов на малых высотах, явно готовясь выполнять этот манёвр на полевых площадках сепаратистов. США ежемесячно переправляли сепаратистам в Эритрею три тысячи тонн грузов, в Тыграй тысячу тонн. Контакты Запада с сепаратистами в какой-то степени подтверждает следующий факт. 14 ноября 1984 года на аэродроме Макале ко мне подошла группа иностранцев. Они фотографировали наши самолёты и вертолёты, попросили разрешения сфотографировать замену колеса на нашем самолёте и взять их на борт до Ассаба. В составе этой группы были британец, три американца из компании АВС, швед и эфиоп, они назвали себя киножурналистами, снимающими документальный фильм об Эфиопии. Новожилов сомневался, но всё же согласился подвезти их, предварительно выяснив, что они не вооружены. Командир велел мне составить список пассажиров, который позднее в Аддис-Абебе мы показали Курдюкову и передали ему вместе с выполненным мною переводом. Предполагалось, что иностранцы вышли к аэропорту Макале "с той стороны", поскольку в Тыграе не было сплошной линии фронта. Бывало, иностранные лётчики подходили к нам и интересовались, военный наш самолёт или нет. Мы отвечали, как учили, что, конечно, гражданский, а мы сотрудники Гражданской авиации. "А это, что?"недоверчиво усмехались иностранцы, показывая на хвостовую гермокабину Ан-12бп, предназначенную для размещения огневой установки, демонтированной перед Эфиопией. "А это кабина наблюдателя,не моргнув отвечали мы,вот, и сам наблюдатель", и показывали на прапорщика Гену, командира огневой установки. Гена шутил, что в экипаже два командира: командир корабля и командир огневой установки, но, оставшись без неё "безработным", выполнял функции второго борттехника по АДО.

"Правда" от 18 декабря 1984 года сообщала о встрече в Кремле 17.12.84 К.У.Черненко с Менгисту Хайле Мариамом, во время которой руководитель Социалистической республики Эфиопии "от имени народа и руководства Эфиопии выразил глубокую признательность правительству и народу Советского Союза за бескорыстную и своевременную помощь эфиопскому населению, пострадавшему от стихийного бедствия". Как вспоминает Митченко:"Поблагодарить советских лётчиков за успешную работу в наш лагерь приезжал глава Социалистической республики Эфиопии Менгисту Хайле Мариам". Также Анатолий Владимирович отмечает, после выполнения первого этапа оказания помощи 18 человек из состава сводной авиагруппы ВТА в Эфиопии были награждены орденами и медалями.

В конце февраля 1985 года было принято решение о возвращении в Москву курсантов 5-го курса факультета восточных языков ВКИМО. В экипаже меня менял курсант 4-го курса Дегтярёв Михаил, который до этого работал с экипажами Ми-8. Я ввёл Михаила в курс дела, "обкатал" его во время нескольких рейсов и передал ему свои наушники с микрофоном. Надо сказать, что ранее эти наушники дал мне правый лётчик нашего экипажа Василий Бородёнков, объяснив, что ими пользовался лётчик, погибший в Афганистане. Так что, наушники эти стали своеобразной эстафетой. Перед отъездом Новожилов как командир корабля экипажа самолёта СССР-11780 написал требуемую характеристику по итогам исполнения мною служебных обязанностей прикомандированного бортпереводчика данного экипажа, поставив мне оценку "отлично". Начштаба отряда Ан-12бп сводной авиагруппы ВТА в Эфиопии старший лейтенант Ефимов выдал каждому из нашей группы бортпереводчиков справку о налёте часов. 28 февраля 1985 года мы получили окончательный денежный расчёт чеками Внешпосылторга в бухгалтерии представительства Главного военного советника, нам выдали наши служебные загранпаспорта гражданина СССР, и ближе к вечеру безо всякого таможенного и пограничного контроля наша переводческая семёрка погрузилась в закамуфлированный под воздушное судно "Аэрофлота" военно-транспортный Ил-76, привозивший грузы для сводной авиагруппы ВТА. Борт приземлился в Адене, экипаж уехал ночевать в гостиницу, а мы расположились в самолёте. Утром 1 марта борт взял курс на Каир, рядом с ВПП аэропорта Аден безбоязненно ходили тысячи розовых фламинго. Долго летели над долиной Нила, казавшегося с высоты тоненьким ручейком, наблюдали Каир с высоты птичьего полёта. В аэропорту Каира, как и в Карачи, экипаж велел нам укрыться от внимания местных властей в хвостовом отсеке самолёта. Затем полёт над Средиземным морем, над Турцией и Чёрным морем, и, вот, мы дома!

В киевском аэропорту Борисполь сошли с Ил-76, прошли очень строгий таможенный и паспортный контроль и решили ехать в Москву поездом, чтобы не зависеть от капризов погоды. Наскребли советских денег на билеты и поехали на вокзал. В киевском трамвае маленький мальчик, увидев нас группу загорелых людей в лёгких куртках, с сумками, закричал:"Бабушка, иностранцы!" Позвонили родным, сказали, утром будем в Москве. В купейном вагоне поезда "Киев-Москва" сосед по купе, глядя на меня, Швадронова и Тарабана, никак не мог понять, кто мы, откуда едем и почему едим с ножа армейскую тушёнку (ложек и вилок у нас не было). Вспомнился фильм "Начальник Чукотки":"Ты откуда едешь? С Чукотки. А, куда? На Чукотку. Почему так? Потому что Земля круглая". И, вот, долгожданная встреча 2 марта на Киевском вокзале. 3 марта снова собираемся в институте, представляемся подполковнику Макарову по случаю возвращения из командировки, получаем военные билеты, едем в ЦК КПСС за партийными и комсомольскими документами и на неделю убываем в отпуск, чтобы затем приступить к завершающему этапу учебы.

В наши дни сотрудники Центрального архива МО РФ в Подольске с огромным трудом разыскали единственный документ, прямо подтверждающий факт моего пребывания в Эфиопии. Это приказ начальника 10-го Главного управления ГШ ВС СССР №047 от 7 марта 1985 года, в котором в частности значится:"Нижепоименованных военнослужащих, находящихся в Социалистической Эфиопии, полагать 1 марта сего года возвратившимися из командировки и откомандированными к месту службы: Военный институт, г.Москва, 5 марта сего года, рядового Шитова Александра Викторовича. указанным военнослужащим с 1 марта 1985 года прекратить льготы, установленные подпунктом "В" пункта 1 ПСМСССР №313-134 1961 года". В Архиве Президента РФ бывшем Архиве ЦК КПСС я разыскал Постановление Совета Министров СССР от 6 апреля 1961 года №313-134 "О советских военных специалистах, командируемых в страны, армии которых ведут боевые действия или оказывают военную помощь другим государствам". Согласно пункту 1В данного постановления указанным военнослужащим "за период участия в боевых действиях и обеспечения их" выплачивалось установленное денежное содержание. Кроме того, в моём личном деле сохранилась служебно-политическая характеристика на курсанта 5-го курса факультета восточных языков Военного института рядового Шитова Александра Викторовича, в которой значится:"С ноября 1984г. по март 1985г. находился в служебной командировке в Социалистической республике Эфиопия в качестве бортпереводчика английского языка. За прохождение стажировки получил оценку "отлично". В связи со вступлением в силу с 1 января 2009 года Федерального закона №166-ФЗ от 2 октября 2008 года период ведения боевых действий в Эфиопии с участием граждан СССР и РФ определён в ФЗ РФ "О ветеранах" с декабря 1977 года по ноябрь 1990 года и с мая 2000 года по декабрь 2000 года. Обратившись в военный комиссариат по месту жительства для оформления удостоверения "Ветеран боевых действий", я получил отказ Комиссии Мосгорвоенкомата по выдаче данного удостоверения, поскольку на её взгляд документы, подтверждающие моё участие в боевых действиях, отсутствуют. В Мещанском суде Москвы, куда я обратился в 2010 году с иском к Мосгорвоенкомату, я представил справку ГУК МО РФ, в которой сообщается, что Главное управление кадров МО РФ сведений о пребывании Шитова А.В. на территории Социалистической республики Эфиопии не имеет. Свои доводы в пользу выдачи мне удостоверения я аргументировал тем, что факт имевших место в отношении меня в период служебной командировки в Эфиопию льгот, связанных с выплатой мне денежного содержания "за период участия в боевых действиях и обеспечении их", косвенно доказывает моё участие в боевых действиях. Однако представитель Мосгорвоенкомата и судья, вчитавшись в положения подпункта 1 пункта 1 статьи 3 ФЗ РФ "О ветеранах", где сказано, что к ветеранам боевых действий относятся военнослужащие "принимавшие участие в боевых действиях", пришли к выводу, что речь идёт именно о непосредственном участии в боевых действиях, "о тех, кто с автоматом в окопе сидел", как выразился представитель военкомата, тогда как в представленном мною Постановлении Совмина говорится об "участии в боевых действиях и обеспечении их". Судья решил, что формулировка Постановления Совмина не стыкуется с формулировкой "Закона о ветеранах". "Одинаковые деньги платили и тем, кто участвовал в боевых действиях, и тем, кто их обеспечивал, но по современному законодательству удостоверением дают только тем, кто участвовал в боевых действиях, а обеспечивавшим боевые действия не дают ничего. Вы бортпереводчик, вы обеспечивали боевые действия, но не участвовали в них непосредственно, а, значит, удостоверение "Ветеран боевых действий" вам не положено",заключил судья. Я связался с Комитетом Госдумы по делам ветеранов, поинтересовался, почему сотни военнослужащих, занимавшихся именно обеспечением боевых действий в загранкомандировках, остались "за бортом" "Закона о ветеранах". Потому что у государства нет денег на всех, ответили мне и добавили, что, может быть, когда-нибудь законодатель установит дифференцированную планку льгот для участников боевых действий и для тех, кто их обеспечивал. А пока такие, как я,а таких людей, повторюсь, многие сотни,для государства никто, словно и не выполняли свой служебный долг, рискуя жизнью.

"Утешительным призом" стала общественная медаль "Участнику локальных конфликтов.Эфиопия", которую 26 августа 2010 года вручили мне и Александру Константиновичу Швадронову по линии общественной организации "Клуб товарищей ВИИЯ КА".

http://skywar.ru/bortperevod.html

Статьи