Глава 14
Синайская операция
После семнадцатичасового перелета DC-4 садится, наконец, на вымытую дождем посадочную полосу аэродрома Вийакублэ. Приняты все меры предосторожности, чтобы сохранить в тайне приезд израильтян, которые садятся в машины без официальных знаков отличия и едут на прекрасную загородную виллу в Севре, где будет проходить конференция.
Бен-Гурион и его соратники еще завтракают, когда прибывают Ги Молле, Кристиан Пино и Бургес-Монури. Хозяева и гости усаживаются за круглым столом и Севрская конференция начинается. Первым берет слово Бен-Гурион и высказывается против британского плана.
«Вместо этого я предложил другой план урегулирования всех средневосточных проблем — не немедленного урегулирования, а только после долгих и серьезных обсуждений с США и Великобританией. Я расценил этот план как «экстравагантный», но осуществимый, если только англичане проявят добрую волю и искренность, в чем я сомневаюсь».
Затем Бен-Гурион излагает детали своего плана: «Прежде всего, конечно, устранение Насера». После этого — разделение Иордании: западный берег отойдет Израилю, а восточный Ираку.
Будут изменены и границы Ливана: одна его часть перейдет к Сирии, другая — до Литани — к Израилю, оставшаяся треть станет христианским государством. Это позволит положить конец нестабильности в Сирии, которая возросла настолько, что поставила во главе страны человека с прозападной ориентацией. Наконец, Суэцкий канал получит международный статус и Тиранский пролив будет контролироваться Израилем. Его план «удовлетворил бы стремления Великобритании, Франции и Израиля, а также Ирака и Ливана».
Каковы бы ни были практические аспекты этого плана, но он не вызывает восторга у присутствующих. Молле вежливо отвечает, что «этот план отнюдь не экстравагантен, и он готов его принять», но тут же возвращается к вопросам, ради решения которых и была созвана конференция, обращая внимание на то, что «время не ждет во всем, что касается Насера и канала». Пино заявляет, что замыслы Бен-Гуриона «чересчур амбициозны», и отстаивает преимущества немедленных боевых действий. США втянулись в выборную кампанию; СССР увяз в Польше и в Венгрии; даже метеорологические условия требуют принятия быстрого решения: в конце октября над Средиземноморьем начнутся осенние бури, которые могут нарушить крупномасштабную операцию. Затем Пино переходит к сути проблемы: Великобритания не пошевелится, если не получит предлог, а посему необходимо, чтобы Израиль взял инициативу на себя. Колебания Израиля, озабоченного собственной безопасностью, вполне естественны, но Франция, говорит он, готова предоставить ему гарантии и именно поэтому Бен-Гурион был приглашен в Париж.
Тем не менее премьер-министр не отступает от своей позиции. Он настаивает на опасности, которую представляет собой приток на Средний Восток советских добровольцев, и подчеркивает, что после переизбрания у Эйзенхауэра, чьим предвыборным лозунгом является «мир любой ценой», будут развязаны руки. И снова он высказывает свои опасения, что если Израиль нападет в одиночку, то весь мир будет считать его агрессором; он описывает трагедию, которая произошла бы с израильскими городами при бомбардировке их египетскими самолетами, закупленными в СССР. Наконец, он возвращается к своему изначальному предложению: задержать проведение операции до момента, пока не будет достигнут нейтралитет США и Великобритания не согласится принять план во всей его целостности.
Ситуация тупиковая, и обе стороны разочарованы. Бургес-Монури категорически заявляет, что если операция не начнется в ближайшие дни, «Франция будет вынуждена отказаться в ней участвовать». Франция не может долго держать в боевой готовности корабли и войска: «Возможно, через три месяца политическая и военная ситуация будет более благоприятной, но участвовать в этом Франция не будет. Мы не можем больше ждать. Последний срок — начало ноября». Затем он предлагает Израилю, чтобы французские флот и авиация взяли на себя защиту его берегов и воздушного пространства.
Тогда Бен-Гурион впервые переходит от систематических возражений к немедленному действию и соглашается приступить к операции как можно быстрее при условии, что «после того как рано утром в день «Ч» мы начнем атаку, предъявив Египту ультиматум, французы станут бомбить египетские аэродромы». Затем он просит французов разработать трехсторонний план, убедить англичан «немедленно присоединиться» к участникам операции и начать боевые действия на следующей неделе. Французы обращают внимание на то, что это вынудило бы изменить первоначальный план и что, по всей вероятности, убедить англичан будет очень трудно.
Первое заседание не приносит конкретного результата, но работа конференции не прекращается, поскольку с минуту на минуту ожидается прибытие «высокопоставленного представителя» британского правительства. Все участники понимают, что судьба операции будет зависеть от его мнения и его реакции. «Пытались догадаться, будет ли это Солсбери, Батлер или Ллойд, — пишет Бен-Гурион. — Оказалось, что это Ллойд». Его появление в сопровождении личного секретаря Логана не вызывает всеобщей радости; любому видно, что англичане смущены и мрачны. Кажется, что вместе с ними в дом ворвался ледяной ветер. Свободная и дружеская обстановка, Которую французам и израильтянам удалось создать на конференции, сразу же стала чопорной и напыщенной.
Встреча Бен-Гуриона с Ллойдом во время обсуждения трехстороннего «заговора» останется навсегда в памяти ее участников. Обменявшись холодным рукопожатием, каждый отмечает взаимную неприязнь, которую оба и не пытаются скрыть. Бен-Гуриону кажется, что собеседник «относится к нему, как к подчиненному». Вот как Даян описывает свои впечатления:
«Английский министр иностранных дел был, возможно, человеком вежливым, приятным, очаровательным и любезным, но в этом случае ему надо было быть гением, чтобы так умело скрывать свои добродетели. Всем своим поведением он выражал отвращение — к месту, к окружению и к самому предмету обсуждения».
Ллойд сразу же уединяется с французами, чтобы те изложили ему израильскую позицию, которая ему явно не нравится. Израильтяне и французы быстро понимают, что надеяться не на что.
«Бен-Гурион, — пишет Даян, — сказал, что не намерен принимать предложение англичан и что было бы лучше вернуться завтра утром в Израиль. Что касается Бургес-Монури, то он заявил, что если положительное решение вопроса не будет достигнуто в ближайшие дни, то ему придется рассмотреть вопрос о демобилизации в конце недели войск, которые должны были отправляться в Суэц».
Но инициаторы операции не дают себя обескуражить. «К моему большому изумлению, — заметит Бен-Гурион, — меня пригласили в соседнюю комнату для участия в трехсторонней беседе». Старик просит Даяна пойти с ним. Первым берет слово Ллойд и начинает с утверждения, что суэцкая проблема была решена еще во время его переговоров с египетским министром иностранных дел Фаузи, тем самым давая понять, что Великобритания никак не заинтересована в проведении военных действий, тем более с помощью Израиля, а затем подчеркивает, что только свержение Насера могло бы оправдать подобную акцию. По его мнению, лучшим способом достижения этого является предложение, сделанное Великобританией и Францией: за два дня израильтяне проходят от Синая до Суэцкого канала, затем следует адресованный двум воюющим сторонам англо-французский ультиматум с требованием отвести войска от канала. Если Египет не подчинится, Франция и Великобритания оккупируют зону канала и свергнут Насера.
Ответ Бен-Гуриона «краток и тверд»: он полностью отвергает предложение Ллойда, еще раз подчеркивает угрозу бомбардировки израильских городов, египетской авиацией и просит англичан и французов атаковать египетские аэродромы сразу же после нападения израильтян. Он несколько смягчил свою позицию, поскольку соглашается на то, что Израиль первым начнет боевые действия. Все, чего он пытается добиться на этой стадии переговоров, это сокращение интервала между израильской атакой и началом боевых действий англо-французской стороны, а также гарантии, что они разбомбят египетские аэродромы. Он опасается осуждения международным сообществом в случае, если в течение двух дней Израиль в одиночестве будет проводить широкомасштабные боевые действия, и хочет избежать риска столкновения с советскими «добровольцами».
Пытаясь сблизить точки зрения, Даян предлагает провести ограниченные действия в зоне канала — например, высадить небольшой десант. Израиль сразу же распространит коммюнике с сообщением об этой вылазке, Франция и Великобритания немедленно направят двум враждующим сторонам ультиматум с просьбой вывести войска из зоны канала с целью обеспечения безопасности судоходства. Египет, несомненно, отклонит эту просьбу, и тогда французская и английская авиация начнет бомбардировку египетских аэродромов. Ллойд не отвергает эту мысль полностью, но вместо, ограниченной операции просит провести «настоящие военные действия», в противном случае осуждению за вмешательство подвергнется Великобритания.
«Я спросил: «Тогда зачем мы собираемся проводить операцию, за которую нас осудят?», — пишет в своем дневнике Бен-Гурион. Ллойд ответил, что Насер — наш враг и отказывается признавать наши права. Я сказал: «Но он поступал так много лет и никто не протестовал». Ллойд согласился, что мои опасения бомбардировки Тель-Авива, Хайфы и наших аэродромов действительно обоснованны, но по-прежнему противится осуществлению операции».
За ужином поведение Ллойда становится еще более враждебным. Один из участников рассказал:
«Он был в ярости от того, что он, министр иностранных дел Великобритании, вынужден быть на равных с Бен-Гурионом, премьер-министром Израиля… Он испытывал унижение от этой тайной встречи с израильтянами и, что еще хуже, разрабатывал с ними вместе план нападения на арабов, друзей его страны».
Даже когда Бен-Гурион доброжелательным тоном спрашивает его, откуда берет начало британская история, Ллойд просит его обратиться к своему секретарю: «Для этого я его и держу», — язвительно добавляет он.
В полночь Ллойд вылетает в Лондон, чтобы изложить кабинету новые предложения. Проводив его к самолету, Пино говорит Бен-Гуриону, «что не доверяет Ллойду и что завтра вечером сам вылетит в Лондон», чтобы еще раз обсудить проект с Ллойдом и Иденом. Старик настроен более пессимистично: «Боюсь, как бы поездка Пино не оказалась напрасной, тем более, что Ллойд получит то, что хочет, но что противоречит точке зрения французов и нашей». Он не ошибался насчет Ллойда, который возвращается из Парижа с уверенностью, что операция будет отменена. Однако радость его была преждевременной: Иден настроен воинственно и решает предпринять новую попытку достичь соглашения.
События на Среднем Востоке укрепили его решение. Сторонники Насера одержали блестящую победу на иорданских выборах; новый премьер-министр заявил о своем намерении разорвать англо-иорданский союз и присоединить королевство к объединенному сирийско-египетскому верховному командованию. Иден никогда не сомневался, что Насер мечтает выгнать англичан из своей страны, и события последних дней это подтверждают, в связи с чем свержение Насера представляется ему обязательным. В полдень 23 октября франко-израильские переговоры возобновляются, но начинаются с жестокого кризиса. Шалле предлагает план в духе Макиавелли: в ночь начала боевых действий ВВС Израиля сами нанесут бомбовый удар по израильскому городу Беэр-Шева, и никто не усомнится, что это дело рук египетской авиации. Сразу же после этого в игру вступят французские и английские самолеты. Багровый от возмущения Бен-Гурион просит, чтобы его слова были поняты однозначно.
«Я заявил, что как еврей не намерен участвовать в этом обмане… Мы верим в правоту нашего дела. И когда мы идем на бой, то сражаемся потому, что верим. Но я не вижу, как мы могли бы одурачить мир и прибегнуть к такой хитрости… Солгать перед всем миром, чтобы облегчить задачу и сделать ее удобнее для англичан? Ну уж нет! Никогда!»
Упавшие духом израильтяне собираются вместе, чтобы подготовиться к последней встрече с Пино перед его отъездом в Лондон. Несомненно, что именно на этом узком совещании были сформулированы предложения, которые спасут Севрскую конференцию. Перес предлагает направить судно через Суэцкий канал. Египтяне не преминут запретить ему проход по каналу, что даст Израилю прекрасный повод начать боевые действия, за которыми, как предусмотрено, последует франко-британское вмешательство; Даян, со своей стороны, уточняет предложение, сделанное накануне: ночная высадка десантного батальона в пятидесяти километрах к востоку от канала. В ту же ночь танковая колонна осуществит прорыв на Синай и присоединится к десанту. Через тридцать шесть часов в бой вступят Франция и Великобритания, затем основные силы израильской армии. Даян полагает, что высадка батальона на Синае и нападение на укрепленные пограничные посты создадут у египтян впечатление, что речь идет просто о необычайно серьезной военной вылазке. По его мнению, они будут уверены, что эти ограниченные боевые действия являются лишь прелюдией к настоящей войне. В этом случае вероятность того, что израильтяне окажутся преждевременно втянутыми в широкомасштабное сражение и что гражданское население подвергнется бомбардировке, будет сведена к минимуму. Высадка батальона недалеко от канала и вступление в бой танковой колонны должны полностью удовлетворить потребность англичан в подходящем «предлоге».
Бен-Гурион никак не комментирует план Даяна, но разрешает представить его Пино, который, выделив основные моменты, передаст их англичанам. Даян называет цену участия еврейского государства в совместной, операции: после окончания боев Великобритания и Франция должны признать за Израилем право на постоянную оккупацию некоторых частей Синая с целью обеспечения свободного подхода судов к Эйлату.
Вечером Пино вылетает в Лондон и надолго запирается в кабинете с Иденом, которому излагает «план Даяна». Британский премьер находит план удовлетворительным и говорит: «Думаю, что сумею заставить его принять». Тем временем, пока Перес, Даян и их соратники, сидя в кабаре, пытаются снять напряжение двух последних дней, Бен-Гурион остается в Севре один на один со своими мыслями. Для него это решающая ночь. «С минуты на минуту кто-то должен был принять решение, — пишет Перес. — Ему надо было найти ответ на вопрос, в котором содержалась угроза уничтожения. Никто из нас не завидовал долгой и трудной ночи, которая ждала его впереди».
Наутро Переса и Даяна просят срочно прийти к Бен-Гуриону. Сгорая от нетерпения, они возвращаются на Севрскую виллу. Что он предпочел? Войну? Старик спокойно ждет их в саду, держа в руках лист с перечнем вопросов. «По мере того как он их зачитывал, — пишет Даян, — моя тревога сходила на нет…. Было очевидно, что он решил принять участие в операции». Это было очень важное решение. Утром он записал в дневнике:
«Я взвесил все «за» и «против». Если в течение одного-двух первых дней, до того как французы и англичане начнут бомбить египетские аэродромы, принять эффективные меры по защите нас с воздуха, то, я думаю, операция необходима. Для двух держав это единственная возможность попытаться устранить Насера, а для нас не оказаться с ним один на один, поскольку он сильнее и завоевывает все арабские государства. От нас требуется провести операцию — нечто вроде «вылазки», только на этот раз с большей численностью войск — и если она удастся, мы получим свободу судоходства в Тиранском проливе, так как захватим Шарм-эль-Шейх и остров Тиран, что изменит ситуацию на Среднем Востоке согласно моему плану».
Он буквально забрасывает соратников вопросами и, наконец, просит Даяна нарисовать план нападения. Под рукой не оказывается бумаги, и Перес «жертвует» свою пачку сигарет на Синайскую кампанию. Он вынимает сигареты, разрывает пачку и дает кусок картона Даяну, который набрасывает на нем контуры Синая. В центре полуострова он точками намечает маршрут самолетов перед выброской десанта на перешейке Митла; на севере параллельно средиземно-морскому берегу он рисует вторую линию, обозначая направление движения танковой колонны, которая устремится к каналу; третья линия, тянущаяся вдоль залива Акаба, заканчивается стрелкой, направленной на Шарм-эль-Шейх. Смеясь, Бен-Гурион, Моше Даян и Шимон Перес ставят свои подписи на «первой карте Синайской кампании».
Хотя территориальные амбиции Бен-Гуриона не ограничиваются Шарм-эль-Шейхом и островом Тиран, он предпочитает не распространяться об этом. Он мечтает отобрать у Египта весь Синай и присоединить его к Израилю. Об этом он доверительно говорит Ги Молле, когда они остаются вдвоем. Он сообщает французу, что в западной части полуострова были открыты большие нефтяные месторождения и «имеет смысл отобрать у Египта полуостров, который никогда ему не принадлежал, — англичане оттяпали его у турок, когда решили, что Египет уже у них в кармане». Он старается подкупить собеседника, предлагая ему совместную разработку месторождений. По его мнению, Молле проявил «заинтересованность».
После обеда из Лондона возвращается Пино, которому удалось убедить Идена принять план. На утреннем узком заседании кабинета три главных министра присоединили свои голоса к голосу Идена, и план был одобрен, несмотря ка мнение Ллойда. Вместе с Пино в Париж прилетели двое: Логан, личный секретарь Ллойда, и Патрик Дин, помощник министра (поскольку он решил, что на последнем этапе переговоров Ллойд присутствовать не будет).
Три делегации усаживаются за круглым столом, стоящим в зале. Бен-Гурион требует, чтобы Франция и Великобритания признали за Израилем право на постоянную оккупацию острова Тиран. «Для нас, — говорит он, — Суэцкий канал не настолько уж важен. Наш Суэц — это Тиранский пролив, и мы хотим занять берег Эйлата до расположенных на юге островов включительно». В конце переговоров он предлагает отредактировать один протокол совместного проекта, «который подпишут три стороны и который будет ратифицирован тремя правительствами».
Через два часа документ готов. В нем уточняется, что израильская армия начнет атаку вблизи канала вечером 29 октября. На следующий день французское и британское правительства обратятся с отчетливым «призывом» к правительствам Египта и Израиля. Египту будет предложено немедленно прекратить огонь, отвести войска на пятнадцать километров от канала и дать согласие на временную оккупацию находящихся вдоль канала стратегических позиций французскими и британскими войсками с целью обеспечить свободу судоходства. От Израиля также потребуют полного прекращения огня и «отвода» войск на пятнадцать километров от канала. Оба правительства будут настаивать на выполнении их требований в течение двенадцати часов; если бы одна из воюющих сторон отказалась, Франция и Великобритания приняли бы соответствующие меры для того, «чтобы их требования были удовлетворены». В текстах будет подчеркнуто, что от правительства Израиля не потребуют выполнения франко-британских требований в случае, если правительство Египта их отклонило.
Если Египет не подчинится, утром 31 октября французские и английские войска перейдут к действию.
С целью обеспечения свободы судоходства в Красном море израильская армия завладеет проливами и островами Тиран и Снапир. Израиль не нападет на Иорданию, но если Иордания нападет на Израиль, то британское правительство не встанет на ее сторону.
Таковы были основные положения протокола о трехстороннем соглашении, подписанном в результате Севрской конференции. Помимо пунктов, указанных в соглашении, Франция обязалась направить в Израиль две эскадрильи, одна из которых состояла из «Mystere», а в другую входили истребители-бомбардировщики «Sabre F-86». Вместе с ними в Израиль должны были прибыть «волонтеры» для пилотирования израильских «Mystere», поскольку опытных летчиков в стране не было. Кроме того, военные корабли, оснащенные противовоздушными орудиями, должны занять позиции около Хайфы и Яффы.
На импровизированной церемонии, состоявшейся в семь часов вечера, протокол о согласии был подписан. Пино ставит свою подпись от имени Франции, Дин — от лица Великобритании, за Израиль подписывает Бен-Гурион. Незадолго до полуночи с аэродрома в Вийакублэ взлетает DC-4. И пока товарищи Бен-Гуриона спят, он пишет в дневнике:
«Вчера был великий день… Если когда мы вернемся, британское правительство ратифицирует договор, то у нас впереди большие исторические события. Хотя я сильно сомневаюсь, что нам когда-нибудь удастся получить согласие Лондона».
В полдень французский самолет садится на израильской военной базе. Даян бросается к начальнику штаба, чтобы изменить приказ об операции и провести немедленную мобилизацию. В подтверждение этого он напоминает о возможном конфликте с Иорданией из-за неминуемого ввода в эту страну дивизии иракских войск и решения Иордании примкнуть к единому сирийско-египетскому командованию. Поздно вечером Бен-Гурион получает подтверждение о принятии Севрского соглашения. Вопреки решениям трехсторонней конференции, Иден решил полностью проигнорировать Израиль и направил довольно расплывчатое письмо Ги Молле, который, отказавшись участвовать в этом акте притворства, переслал фотокопию письма Бен-Гуриону:
«Правительство Ее Величества было проинформировано о ходе бесед, состоявшихся в Севре с 22 по 24 октября. Правительство подтверждает, что в сложившейся ситуации будет действовать, как и было намечено, то есть в соответствии с заявлением, сделанным мной вместе с сообщением 21 октября [Иден ссылается на первое сообщение, адресованное Пино, в котором он уточнял детали соглашения о проведении совместной операции с Францией и Израилем]».
«Двусмысленное письмо, что типично для «Форин оффис» — ворчит Бен-Гурион. В ответ он пишет Ги Молле: «Если результаты ратифицированы двумя правительствами, то это значит, что израильское правительство его тоже ратифицировало».
Он решил утаить от министров детали соглашения с Францией и Великобританией, особенно свою поездку во Францию, где было подписано Севрское соглашение. Он ограничивается предупреждением некоторых министров о том, что в следующее воскресенье на заседании кабинета предложит начать на следующий день боевые действия против Египта, за чем сразу же последует обращение Франции и Великобритании к двум воюющим сторонам, после чего в среду утром эти державы нападут на Египет. Министры, с которых он берет слово хранить все в тайне из боязни утечки информации в пользу Советского посольства, являются членами Рабочей партии Израиля. Он ждет 28 октября, чтобы ввести их в курс дела незадолго до начала Совета. Министры просят разрешения посоветоваться со своими товарищами. Вернувшись, они высказываются против операции, но из министерской коллегиальности «готовы взять на себя ответственность за это», если решение об операции уже принято. В момент голосования только они оказываются в оппозиции.
Теперь уже ничто не может остановить ход истории. Были призваны 90 000 резервистов, французские эскадрильи приземлились на израильских аэродромах, а к берегам подходят три французских военных корабля. Тяжелые транспортные «Nord-Atlas» взлетают с североафриканских баз, совершают посадку на Кипре, где загружают оборудование и берут на борт технический персонал, затем садятся в Израиле. Все эти передвижения до последнего момента останутся в тайне.
Бен-Гурион выглядит спокойным и доверчивым, но на самом деле находится в состоянии крайнего напряжения. Вернувшись к себе после заседания кабинета, он сваливается от жестокого приступа лихорадки. Руководители оппозиционных партий — за исключением коммунистов — чередой подходят к его изголовью. Он посвящает их в ход запланированной операции в надежде получить парламентскую поддержку тайному решению кабинета. Даже самый ярый его противник Менахем Бегин приходит к нему и горячо поздравляет с принятым решением.
Однако в последний момент Бен-Гурион сталкивается с серьезным противодействием со стороны Эйзенхауэра. В субботу 28 октября в восемь часов вечера посол США приносит ему послание с грифом «секретно». Ссылаясь на предыдущий обмен посланиями и, в частности на письмо Бен-Гуриона, подчеркивавшее его беспокойство близким вторжением в Иорданию иракских войск, Эйзенхауэр обращается к нему с предостережением:
«Насколько мне известно, иракские войска не вошли в Иорданию… Я вынужден со всей откровенностью выразить беспокойство, которое ощутил, узнав о проводимой вами мобилизации; боюсь, что эти действия будут только способствовать росту напряженности, которую вы хотели бы снять… Я по-прежнему убежден, что только мирное и терпимое отношение способно изменить ситуацию к лучшему, и повторяю обращение, которое было вам передано через Госсекретаря Даллеса, с просьбой к вашему правительству не прибегать к силе, что явилось бы угрозой миру и крепнущей дружбе между нашими странами».
Бен-Гурион обещает не замедлить с ответом. Посол пытается выведать его намерения и задает коварный вопрос: будут ли эвакуированы из Израиля находящиеся там американцы. Старик отвечает, что не уполномочен объясняться на эту тему. Американцы не сомневаются, что Израиль готовит нападение на юге, и их взоры обращены к восточной границе. В этот же день Абба Эбан вызван в Государственный департамент, где на стене в кабинете Даллеса видит огромную карту Израиля и Иордании: Вашингтон убежден, что Израиль готовится к проведению боевых действий, направленных против этой страны.
Не успев ответить на предыдущее письмо, Бен-Гурион снова получает секретное послание Эйзенхауэра:
«Сегодня утром я получил свежие отчеты с сообщением, что мобилизация военных сил Израиля продолжается и почти завершена… Я дал распоряжение обсудить положение с Соединенным Королевством и Францией, подписавшими трехстороннюю Декларацию 25 мая 1950 года, и просить их предпринять все необходимые усилия для улучшения ситуации».
Послание заканчивается настоятельной просьбой «не предпринимать ничего, что могло бы представлять угрозу миру». Упоминание об обращении к Великобритании и Франции свидетельствует о его ошибочном понимании происходящего.
Незадолго до полудня 29 октября Яков Герцог, новый политический советник Бен-Гуриона, приносит ему проект ответа Эйзенхауэру. Он описывает «экспансионистскую политику» полковника Насера, которая вызвала «в регионе беспрецедентную напряженность», упоминает о перевооружении Египта через массовые советские поставки, о его угрозах уничтожить Израиль, о вторжениях отрядов смертников «fedayin», блокаде Суэцкого канала и Тиранского пролива. Он подчеркивает, что создание единого арабского командования «стальным обручем сжимает границы Израиля». Но самое главное было в конце:
«Учитывая факты большого скопления иракских войск на иракско-иорданской границе с единым командованием Египта, Сирии и Иордании и новой волны вторжений египетских банд на израильскую территорию, мое правительство изменило бы своему основному долгу, если бы не приняло все необходимые меры для обеспечения того, чтобы цель арабов — силовое устранение Израиля — не была достигнута».
В ответе не содержится никаких обязательств не начинать боевых действий. Но что самое важное, любой опытный политический обозреватель, прочитавший этот текст, сразу бы понял, что в нем говорится о неизбежном нападении.
В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.
Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», — напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.
31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника обращается к нему с предостережением:
«Насколько мне известно, иракские войска не вошли в Иорданию… Я вынужден со всей откровенностью выразить беспокойство, которое ощутил, узнав о проводимой вами мобилизации; боюсь, что эти действия будут только способствовать росту напряженности, которую вы хотели бы снять… Я по-прежнему убежден, что только мирное и терпимое отношение способно изменить ситуацию к лучшему, и повторяю обращение, которое было вам передано через Госсекретаря Даллеса, с просьбой к вашему правительству не прибегать к силе, что явилось бы угрозой миру и крепнущей дружбе между нашими странами».
Бен-Гурион обещает не замедлить с ответом. Посол пытается выведать его намерения и задает коварный вопрос: будут ли эвакуированы из Израиля находящиеся там американцы. Старик отвечает, что не уполномочен объясняться на эту тему. Американцы не сомневаются, что Израиль готовит нападение на юге, и их взоры обращены к восточной границе. В этот же день Абба Эбан вызван в Государственный департамент, где на стене в кабинете Даллеса видит огромную карту Израиля и Иордании: Вашингтон убежден, что Израиль готовится к проведению боевых действий, направленных против этой страны.
Не успев ответить на предыдущее письмо, Бен-Гурион снова получает секретное послание Эйзенхауэра:
«Сегодня утром я получил свежие отчеты с сообщением, что мобилизация военных сил Израиля продолжается и почти завершена… Я дал распоряжение обсудить положение с Соединенным Королевством и Францией, подписавшими трехстороннюю Декларацию 25 мая 1950 года, и просить их предпринять все необходимые усилия для улучшения ситуации».
Послание заканчивается настоятельной просьбой «не предпринимать ничего, что могло бы представлять угрозу миру». Упоминание об обращении к Великобритании и Франции свидетельствует о его ошибочном понимании происходящего.
Незадолго до полудня 29 октября Яков Герцог, новый политический советник Бен-Гуриона, приносит ему проект ответа Эйзенхауэру. Он описывает «экспансионистскую политику» полковника Насера, которая вызвала «в регионе беспрецедентную напряженность», упоминает о перевооружении Египта через массовые советские поставки, о его угрозах уничтожить Израиль, о вторжениях отрядов смертников «fedayin», блокаде Суэцкого канала и Тиранского пролива. Он подчеркивает, что создание единого арабского командования «стальным обручем сжимает границы Израиля». Но самое главное было в конце:
«Учитывая факты большого скопления иракских войск на иракско-иорданской границе с единым командованием Египта, Сирии и Иордании и новой волны вторжений египетских банд на израильскую территорию, мое правительство изменило бы своему основному долгу, если бы не приняло все необходимые меры для обеспечения того, чтобы цель арабов — силовое устранение Израиля — не была достигнута».
В ответе не содержится никаких обязательств не начинать боевых действий. Но что самое важное, любой опытный политический обозреватель, прочитавший этот текст, сразу бы понял, что в нем говорится о неизбежном нападении.
В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.
Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», — напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.
31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника не поддается панике, он старается ничем не выдать охватившего его беспокойства. В своем дневнике он пишет:
«Если бы в конце ноты не стояла подпись Булганина, я бы подумал, что она написана Гитлером, хотя между этими двумя палачами нет большой разницы. Меня беспокоит то, что Сирия наводнена советским оружием, и можно предположить, что оно прибыло туда в сопровождении «добровольцев».
Не подозревая о советской угрозе, народ Израиля торжествует. Синайская кампания завершилась полной победой. Блокада Эйлата прорвана, Шарм-эль-Шейх взят, взорваны артиллерийские установки, контролировавшие подступы к Тиранскому проливу. Около 6000 египетских солдат взяты в плен и заключены в тюрьмы или лагеря, тогда как врагу удалось схватить только четырех израильских солдат. Израиль понес относительно легкие потери: насчитано 172 убитых, а египтяне потеряли от 1000 до 3000. Бен-Гурион разделяет всеобщую радость и пишет в дневник: «Сперва казалось, что это просто сон наяву, потом это стало сказкой и, наконец, серией чудес».
В этот же день Великобритания и Франция уступят растущему международному давлению. Во второй половине дня Иден звонит Ги Молле и заявляет о своем намерении прекратить боевые действия. В Париже Совет министров решает, что в одиночестве Франция воевать не будет, и в полночь бои прекращаются. Канал взят не был и франко-британская операция закончилась унизительным провалом.
7 ноября 1956 года стал для Бен-Гуриона знаменательным днем. За несколько часов расчетливый, привыкший к взвешенным поступкам государственный деятель превращается в опьяненного победой, который только отмахивается от советов соратников. В 11 часов утра торжествующий Бен-Гурион поднимается на трибуну переполненного зала Кнессета. Он еще не совсем оправился от болезни, уложившей его в кровать на все время боевых действий, но ни за что на свете такой человек, как он, не отказался бы выступить с победной речью перед израильским парламентом:
«В наши дни Синай был заново открыт благодаря героическим действиям нашей армии… Это была самая большая и самая блестящая боевая операция в истории нашего народа и одна из самых больших в истории всех наций… Наша армия не нарушила египетской территории… Наши боевые действия ограничивались только Синайским полуостровом».
Его выступление — это не только страстная речь с многочисленными ссылками на Библию; он акцентирует и важные моменты:
«1. Мирный договор с Египтом мертв, похоронен и воскрешать мы его не будем…
2. То же самое относится к демаркационным линиям между нами и Египтом, которые тоже приказали долго жить…
3. Мы не хотим увековечения анархии, характеризующей наши связи с Египтом, и готовы начать переговоры о прочном мире…
4. Параллельно этому мы готовы вести мирные переговоры с любой другой страной арабского мира…
5. Ни при каких условиях Израиль не потерпит, чтобы иностранные войска, какими бы они ни были, вторглись в наши границы или на другую принадлежащую нам территорию.
6. Израиль никогда не нападет первым ни на Египет, ни на любое другое арабское государство».
Эти слова выдают его намерение аннексировать Синай и острова Акабского залива.
Но еще более памятной, чем речь в Кнессете, станет его выступление во время военного парада в Шарм-эль-Шейхе: «Йотват (остров Тиран) снова станет третьим Израильским королевством!». Так, на один день возникло «третье королевство». На следующий день этот термин был забыт и нигде и никогда больше не упоминался ни самим Бен-Гурионом, ни мемуаристами.
Накануне Израиль жил в эйфории выдуманного мира; сегодня наступает прозрение и осознание горькой и тревожной реальности. Все начинается с откликов иностранных держав на выступление Бен-Гуриона: все они крайне неблагоприятны. Девяноста пятью голосами против одного (и то самого Израиля) Генеральная Ассамблея принимает решение о безоговорочном выводе войск с территории Синая. Старик узнает об этом 8 ноября, но ничем не проявляет своего беспокойства. Только два решающих момента заставляют его глубоко задуматься — это энергичное вмешательство США и СССР.
Он получает ноту Эйзенхауэра, который, будучи переизбран на свой пост подавляющим большинством, может теперь перейти к энергичным мерам. Это самая резкая нота, которую Израиль когда-либо получал от США:
«Любое решение израильского правительства не выводить войска с египетской территории может поставить под угрозу чрезвычайные усилия, предпринимаемые ООН для установления мира на Среднем Востоке, что вызвало бы резкое осуждение Израиля за нарушение принципов и постановлений ООН… Мои соотечественники были бы глубоко огорчены, если бы политика Израиля в вопросе, вызывающем такое беспокойство во всем мире, нанесла вред дружескому сотрудничеству между нашими странами».
Но на этом президент не останавливается и прибегает к другим средствам воздействия. Госдепартамент приглашает израильского министра в Вашингтон, еще раз подчеркивает, что Израиль ставит под угрозу мир во всем мире, и предостерегает: