Руслан Петренко (имя изменено) был проукраинским активистом в одном из городков возле Донецка, за что попал в заложники к террористам «ДНР» и провел в плену более месяца. Его рассказ.
За это время он пережил столько, что хватило бы на целую книгу. Руслан шутит, что по его истории можно снимать кино, хотя летом ему было не до шуток. Лишь чудом мужчине удалось спастись от смерти.
«Я участвовал во всех проукраинских митингах в Донецке изначально, когда еще продолжалась, как я ее называл, «война флагов». Очень хорошо помню первые столкновения в Донецке. Когда убили Диму Чернявского, мы тоже были рядом. Честно говоря, когда началась драка, просто успели сбежать оттуда, поэтому обошлось без травм. Что удивило, так это злая агрессия. Я не понимал, откуда она в людях. Такую злость надо же было в себе накопить…
Мы устраивали автопробеги за единство Украины. Причем для нашего маленького городка количество автомобилей было большим - несколько десятков. И никто не реагировал на это агрессивно, хотя у нас были украинские флаги, никто на нас не бросался. Потом появился офис «ДНР», начались бои в Славянске, Мариуполе. Тогда я понял, к чему все идет. Взял семью, какое-то имущество и вывез из города, а сам вернулся.
В нашем городе долго было относительно спокойно. Я вел полуподпольную жизнь. Передвигался по улицам только вечером.
Меня взяли за день до того, как все же решил уехать. Уже чемоданы с вещами стояли. Схватили прямо на улице. Думаю, один из исполкома увидел меня и позвонил боевикам. Подъехали две машины, из них вышли вооруженные люди, положили меня на землю, дали по почкам. Я, конечно, не сопротивлялся.
Привезли в городской отдел милиции, надели браслеты. Там базировались боевики. Они не скрывали, что приехали из Славянска. Работали с ними и наши менты, которых примерно 30% перешло на сторону «ДНР». Некоторые из них меня давно знали, еще со школы, и было странно и даже дико, когда знакомые люди вдруг превратились во врагов и палачей. Меня обвинили в том, что я шпионю, что снимал на телефон, но этого, конечно, не было.
Повели на допрос. Говорили, якобы им известно, что я «правосек» и создаю в городе партизанское движение. Не знаю, откуда они это взяли. Конечно, у меня была проукраинская позиция, ходил с флагами, но не более. Там были два страшных воина метр шестьдесят ростом, но очень свирепые. Я потом заметил такую тенденцию: чем меньше рост, тем больше жестокости и неадеквата.
Обещали, что если расскажу, кто мой командир, какие приказы получаю, то отпустят меня, но признаваться было не в чем. Тогда сказали, что передают меня в Донецк в СБУ, и там я заговорю точно: «Раз ты, сука, нет хочешь разговаривать, познакомишься с Мясником».
Посадили в автозак, обитый изнутри жестью. Повезли вместе с каким-то парнем. Приехали мы ближе к вечеру. Меня заперли в карцере. Совсем без света, полная темнота. Там сидели двое парней, как я понял, очень избитых. Один постоянно стонал, ему было плохо. Он был пожарным, но так и не рассказал, за что его забрали. Сидел уже неделю почти без пищи.
Ночью в коридоре услышали какие-то голоса, и тогда ребята стали волноваться. Думали, что это пересменка; пожалуй, сейчас начнется. Затем действительно открылась дверь и в камеру зашло некое страшное чмо. Коротенькое, уродливое, косоглазое, с кривыми зубами. Позывной Мясник. Стал называть фамилии и спрашивать, знаю ли таких. Я никого не знал. Он ушел, и ребята выдохнули. Сказали, что мне очень повезло, потому что обычно с заложниками происходит «ночной разговор».
Затем я услышал, что это такое. Всю ночь раздавались нечеловеческие крики. Кого-то по коридору тащили. Они всегда почему-то били людей по ночам. Или потому, что никого из начальства не было, или перед ними задача такая стояла...
Этот Мясник получал удовольствие от пыток. Бил всех, отрабатывал удары на людях. Рассказывали, что час бил какого мужчину за мародерство. Замучил до смерти.
Затем был такой случай: привели пленных ребят с замотанными глазами. Одному из них «ополченец» ради интереса стрельнул в ногу из «калаша». Стояли и ржали, а тот кровью истекал...
На следующий день дошла до меня очередь для допроса. Допрашивали двое. Четко играли в хорошего и плохого полицейского, пытались разговорить. Спрашивали, кто мой куратор. Потом рассказывали о зверствах украинской армии: как в Славянске мальчика распяли, как женщину привязали к танку и таскали по дороге, как по фронту ездит бронемашина с холодильником и забирает органы у раненых солдат... Долго рассказывали, я так и не понял, зачем. Беседовал с ними очень осторожно, потому что знал, что расстреливают и за меньшие «грехи», чем у меня.
Дальше меня перевели из карцера, стало уже полегче. Посадили в общую камеру, там было 15 человек. Спали на картонках. Свет был. В туалет ходили в баночки. Были смены, когда можно было попроситься в туалет, а были такие, которые били, когда ты что-то из камеры просил.
Сидели там вместе женщины и мужчины. Причем четыре человека из самой «ДНР». Попали туда по доносу. Одна женщина из Славянска, работала в исполкоме. Ее взяли за то, что кому-то по телефону сказала, что на Донецк, пожалуй, будут нападать, и ее обвинили в шпионаже. Семь дней провела в камере без допроса. Я спрашивал: как так, это же 37-й год, и они отвечали, что Игорь Иванович - очень грамотный человек, что он во всем разберется.
Еще там были бизнесмены. Их почти не допрашивали и не били. Просто держали некоторое время, чтобы они считали за счастье отдать деньги и, выйдя на свободу, уехать оттуда. Был один такой, что помогал «ДНР», возил на блокпосты сигареты, еду. Ехал как-то с перегаром за рулем. Они увидели, что бухой, и забрали машину, хотя он им два месяца жратву доставлял. Стал спорить - бросили в камеру. Сидел уже девять дней. Еще один, тоже сторонник «ДНР», подошел к блокпосту, спросил, какие планы дальше, будут ли наступать на Киев. Его приняли как шпиона. Был также неудачник - косил дома траву для кроликов вечером, увидел, что кто-то ходит по двору. Бросился к нему, а это «дээнэровец».
И его забрали за нападение на солдата! Били очень. Синяк на полтела, нога почернела.
Были и патриоты Украины. Одного парня забрали за комментарии в интернете. Он неделю пробыл в карцере, потом его перебросили в нашу камеру. Сидел 15 суток. Позже привели еще двух: женщину и мужчину из «Батькивщины». Потом их забрали на допрос и пытали. Мы слышали их крики. Там вообще каждую ночь кто-то кричал.
Одна женщина сидела за проукраинскую позицию, ее сдал человек, с которым она не хотела встречаться. Очень опрятная, имела свой бизнес. К ней приехали в офис, устроили обыск. Конфисковали деньги, компьютеры. В одном из ноутбуков нашли в истории браузера, что она просматривала новости о батальоне «Донбасс», о Семенченко. Этого оказалось достаточно, чтобы обвинить в том, что она националистка. Пообещали расстрелять. Мне было очень ее жаль. Женщина никак не могла поверить, что такое происходит в Донецке.
Настроение у всех, конечно, были плохим. Все думали, расстреляют их или нет. Пленные из «ДНР» говорили, что за украинский флаг в Славянске расстреливали. Но утешали, что в Донецке такого не будет.
Кормили плохо: каша с морковью, хлеб, но никто не ел, есть там не хотелось. Только воду пили. Была очень плохая вентиляция, не хватало кислорода.
Дальше началось самое страшное. Меня вызывали на допрос и сказали, мол, знают, что я якобы поддерживал украинских солдат в Крыму и отговаривал их переходить на сторону России после того, как там началась оккупация. Там действительно один мой знакомый служил, общались с ним по телефону, когда все началось.
И выяснилось, что на меня тоже донесли: один наш общий знакомый написал в «ДНР», что я враг России.
Я сказал, что хотел просто поддержать своего друга. Тогда он позвал часового и приказал меня расстрелять. Тот ругал, говорил, что я, наконец, сдохну. Я попросил его снять наручники, чтобы перекреститься. Он не снял. Сказал, чтобы шел по коридору. Щелкнул затвором. Мне тогда стало так жалко детей, что они меня больше не увидят. Но часовой не выстрелил. Подождал, потом стал материться и отвел обратно в камеру. Я после этого долго не мог разговаривать. Люди в камере испугались.
Тогда всем записал свой адрес и телефон жены. Чтобы, когда кто выйдет на свободу, рассказал ей, где сидел и что со мной произошло. Написал прощальные слова, чтобы растила детей и рассказала им, каким я был. Не верил, что вырвусь оттуда.
Потом меня еще с одним парнем забрали из камеры, снова сказали, что везут на расстрел, но повели на улицу. Там ждал автобус, стояло еще 15-20 заложников. Нам объявили, что присудили по 30 суток окопов. И повезли в Снежное.
В Снежном затолкали в какой-то вольер возле их штаба. В нем было еще человек 25 Вместе с нами - почти 50. Спали на полу по очереди, места не хватало. Кормили сносно. Здешним было лучше - им приносили продукты родные.
В плену были разные. Много наркоманов и пьяниц. Были и просто случайные люди. Кто-то вышел в магазин и попал в руки патруля. Кто-то сидел по доносу. Все мы были рабами, которые должны копать траншеи. Тогда я хорошо рассмотрел вооруженные формирования. Видел, что у них куча оружия, оно все новое, в смазке, что техника, в очень хорошем состоянии. Ездили постоянно российские «Уралы».
В нашем вольере была очень плохая атмосфера, много гопников, бродяг, преступников. Был один реальный шизофреник, больной местный дурачок. Над ним все издевались, били, не давали есть. Я говорил охране: зачем вы его держите, сумасшедшего, его тут убьют. А мне отвечали, что он собирался растяжки ставить. Приходилось с ним делиться пищей, потому что у него все отбирали.
Еще один дед сидел - все время кашлял. Все решили, что он туберкулезник, заставляли сидеть в углу, кричали на него, если он пытался ходить, есть не давали. Я спросил, болен ли он на самом деле. А он говорит: «Да, а ты что думаешь, другие не больны? Такие же».
Ночам было очень холодно. Это же степи. Все в шортах и футболках, ночью спали в обнимку, всем скопом. Затем у одного парня, которого очень избитым из Донецка со мной привезли, вдруг начались конвульсии. Мы стали звать фельдшера. Сначала охранники не хотели никого присылать, кричали нам, чтобы мы закрыли рты. А у того бедолаги пена изо рта. Врача все же привели. Он сделал укол, избитого куда-то забрали. На следующий день сказали, что повезли в госпиталь, но он, скорее всего, умрет, у него надорвана печень.
На следующий день меня и еще нескольких ребят повезли грузить трупы «ополченцев» в морг. Это было страшное зрелище. Там было очень много тел, лежали без холодильников. Мы забрали оттуда 12 трупов, тех, кого узнали и хоронили родные. Тела очень повреждены взрывами, обгоревшие, с оторванными частями. Меня сразу стошнило, ничего не мог сделать. Вонь страшная. Женщина, которая там работала, сказала, что за один день обычно их поступало несколько десятков. Но были дни, когда и больше сотни.
Затем приехал так называемый покупатель и нас стали разбирать по различным пунктам на работу. Мне «повезло» - я попал в Степановку. Это тот поселок на границе, который позже был полностью разрушен. Там шли ожесточенные бои.
Пока нас везли, я впервые увидел войну. Сожженную технику, воронки от снарядов, разбомбленные блокпосты, обгоревшие дома, чьи-то вещи на дорогах. Рядом постоянно слышались обстрелы, длился бой на Саур-Могиле. Нас называли «робокопами», потому что мы были рабами и вынуждены были копать. Каждая рота взяла себе нескольких пленных для работ. Мне повезло, что попал к более-менее нормальным людям. Боевики провели нам инструктаж, как прятаться от мин, как не погибнуть во время обстрела, куда бежать, где бомбоубежище. Говорили так: услышал выстрел - жди 10 секунд, если слышишь свист, следовательно, летит к тебе, падай где стоишь, прячься в любую щель. Обстреливали нас много, поэтому мы постоянно прятались от осколков. Смертность среди «робокопов» обычно примерно 30%, но у нас никого не убило. Хуже было в Мариновке, там очень жестко бомбили.
Мы копали окопы там, где они думали, что будет наступать украинская армия. Укрепляли направление. Работали по 14-15 часов в день. Кормили нас так же, как и боевиков. Под вечер начинались судороги, лопаты не могли держать.
В сравнении с Донецком было более человеческое отношение. Потом я понял, почему. Когда нас передавали Степановке, никто не сообщил, за что нас поймали, там не знали, что я проукраинский активист. Сказал, что меня забрали за то, что поймали пьяным на улице, как и большинство пленных. Поэтому нас считали почти своими. Больше не издевались, не били. Позволяли отдыхать.
Мы жили в не худших условиях, чем бойцы «ДНР». Взяли себе в доме одеяла и что подстелить. Переоделись. Все село оставалось пустым. Коровы бродили по улицам. Люди все сбежали, остались только две бабушки.
В Степановке стояли боевики из Славянска, которые оттуда отступили со Стрелком. Был среди них один дезертир с ВСУ, из Николаева, ребята из Донецка, из Енакиево. Наблюдая за ними, я понял, что примерно 60% из них - это низкоквалифицированные рабочие, люмпен-пролетариат, до 25% - уркаганы, еще 15% - более или менее образованные, интеллигентные люди.
Потом мне опять повезло. Боевикам понадобился повар. Они спросили, кто умеет готовить, и я сказал, что умею. Меня взяли поваром, поэтому я больше не копал окопы на передовой. Были мысли, как бы убежать к нашим, они стояли рядом, но это было очень опасно. Кругом были растяжки.
Конечно, боевики никого из «робокопов» не отпускали. Я разговаривал с другими пленными, и они рассказывали, как им дали 15 суток работ, а работают они уже по 40. Отпускали только тех, за кого платили выкуп родные. Меня боевики постоянно уговаривали брать оружие и воевать. Говорили, что мне об этом стоит подумать, потому что нужно защищать свою землю от «хунты». Обещали платить 20 тыс. рублей ежемесячно.
Что меня очень удивило - их уверенность в том, что они воюют с фашистами. Какая-то фанатичная вера. Все они верили в истории о распятых мальчиках, рассказывали, как вырезали весь Красный Лиман, как всех изнасиловали и убили в Славянске. Все они не сомневались, что это правда.
Помню, как они пошли «брать укров». Их не было целый день. Вернулись злые, материли командиров, хотели избить ротного. Потом я узнал, что одна их рота полностью погибла. Наши будто-бы отступили, оставили им высоту. Они зашли, а там окопы по 30 см глубиной, блиндажи накрыты тоненькими веточками. Муляжи. А высота пристреляна. И там всех накрыло артиллерией. Тремя снарядами убило более 60 боевиков за несколько секунд.
Я хорошо выполнял свою роль повара. Они относились ко мне неплохо. Даже по-дружески. Поэтому, когда мой срок истек, просто пошел к командиру и попросил меня отпустить. Меня вывезли в Снежное и просто высадили там на улице. Без документов, без денег. Как я потом выезжал из города - это особая длинная история. Но в конце-концов выехал через несколько дней.
—
Денис Казанский