ДИКОСТЬ ВОЙНЫ
Жестокость в Анголе, даже в самых своих худших формах – явление повседневное. Ты с ней живешь, ты засыпаешь, ожидая, что она случится, ты ставишь на нее – как, впрочем, и все остальные африканцы, в поисках своего личного куша, способного вселить ужас в остальных, прежде чем они найдут способ избежать ее.
Кто-то находит – как например те, кого нашли в канавах на окраинах Луанды, ангольской столицы: окровавленные тела со следами пыток (мало кого волнует, что онибы и сами умерли от эпидемии). Или как те, кого обнаружили в здании в Амбризе – где сторонников МПЛА пытали, попросту отрывая части тела, и бросали умирать.
Твои личные истории о жестокости и ужасах переплетаются с историями других, а слушатели готовы жадно внимать этой мешанине рассказов о крови и насилии, которых Африка не видела со времен войны в Конго. По сравнению с тем, что происходит тут – в Конго были цветочки.
Вот, например, молодой человек, которого бойцы ФНЛА задержали по подозрению в принадлежности к МПЛА ранним утром на окраине Нового Лиссабона (позже, после того как город был взят силами МПЛА, его переименовали в Уамбо). К тому времени я провел там две недели и собирался на юг в очередную поездку с солдатами ФНЛА.
Человек был просто подозрителен – и только. Всё его преступление заключалось в том, что у него не было членской карточки ФНЛА. Он уверял, что забыл ее дома. Он страстно заверял в этом солдат – но я видел, как на его лице постепенно начал проступать страх. Он инстинктивно это чувствовал. Он клялся, что не виноват – но все равно его начали избивать прикладами.
Мимо проходила еще одна группа солдат, возвращавшихся в город. Они также приняли участие в забаве. От удара в пах парень упал и начал корчиться от боли, валяясь в красной африканской пыли. Один из солдат вытащил штык из ножен, присел на корточки и отрезал жертве ухо. Просто так. Солдаты, стоявшие рядом со мной весело рассмеялись, ожидая, что я последую их примеру.
К этому моменту солдаты были уверены, что жертва виновна. Должна быть виновна. Как же иначе. Только посмотрите на то, как из него кровь хлещет…
Несколько раз парень терял сознание – но солдат это не останавливало. Они продолжали его избивать до тех пор, пока лицо не превратилось в кровавый фарш. Кому-то пришла в голову идея облить его бензином и поджечь. Юноша это услышал и попытался встать на ноги – его глаза были залиты кровью, и он не мог ничего видеть, только слышать, но ему хватило и этого. Тем временем, один из солдат сбегал к джипу, и принес канистру.
Они вылили на жертву примерно половину канистры и подожгли. Парень заорал от невыносимой боли, поднялся на ноги и побежал в буш. Он споткнулся, а может быть намеренно упал, чтобы погасить собой пламя, и, скорее всего, потерял сознание, потому что наступила тишина, наполненная запахом сгоревшей плоти.
Я уселся в один из Лендроверов, в которых мы ехали, и на какое-то время мои мозги отказались работать. Единственная мысль, стучавшая в моей голове: кто будет следующим? Господи Боже, этот парень был чьим-то сыном, или чьим то мужем…
Я часто читал, что людей, ставших свидетелями бессмысленной жестокости, выворачивает при этом наизнанку. Но все что я мог тогда сделать – это таращиться в молчаливом ужасе на этот театр первобытной жестокости на войне, где ты либо на одной, либо на другой стороне. Заявить о своем нейтралитете означает немедленно подписать себе смертный приговор.
Так что я заткнулся и все это время молчал – даже когда кто-то смотался в город, вернувшись через час с дополнительной канистрой бензина, и продолжил начатое дело. От молодого человека остался почерневший труп и несколько квадратных метров выжженной травы вокруг.
Такова природа войны в Африке – она постоянно откатывается назад, к примитивизму. Поколениями португальские священники насаждали в Анголе католицизм – увы, первобытные начала, скрывающиеся под тонкой оболочкой внешне цивилизованных людей, все равно найдут способ прорваться.
Гражданская война в Анголе, шедшая зимой 1975-1976 годов – пожалуй, наименее документированная в современной истории. Большая часть из того, что происходило на этой огромной африканской территории, вдвое большей, чем Техас, никак не отразилась на бумаге или в других источниках.
Причина проста – пресса (как аккредитованная, так и нет) практически никогда не допускалась на фронт. Иногда какому-то журналисту удавалось пробраться в район боевых действий – материала собранного там ему хватало на то чтобы растянуть на несколько недель.
Наиболее полный рассказ, что происходило, по, крайней мере, на одном из фронтов – это книга Криса Демпстера и Дэйва Томкинса «Огневая мощь»; история о поражении ФНЛА, от которого эта группировка не оправилась. Кто-то из журналистов смог обеспечить себе пребывание на востоке страны, в УНИТА, третьей силе, принимавшей участие в войне. Эта оборванная армия до сих пор сражается под руководством своего вождя, загадочного и харизматичного доктора ЖонасаСавимби, который смог за прошедшие пять лет вселить ужас и ненависть в сердца кубинцев, пытающихся его уничтожить.
Но сейчас мы на юге, конфликт находится на пике и ситуация напоминает хаос – везде можно найти дырки, куда пролезть. Примерно то же самое творилось в августе 1975 года – отчасти, поэтому я и направился инкогнито на юг из Луанды в Новый Лиссабон, улетев на одном из последних рейсов DETA (Ангольские авиалинии), перед тем как португальцы окончательно ушли. Был определенный риск, конечно. За неделю до этого один из самолетов DETA был сбит огнем ПВО рядом с городом Кармона, на севере. На борту было 30 человек, все гражданские. Погибли все до одного.
Оказавшись в Новом Лиссабоне (по площади он равен примерно Боулдеру в Колорадо), я разыскал местного командира ФНЛА и представился. Официально у меня конечно был статус журналиста – но в мои обязанности входило не расставаться с оружием. Я и не расставался.
Мои «коллеги» представляли собой довольно экзотическую компанию. Почти все они в прошлом служили в португальских парашютных частях, кто-то из них был коренным ангольцем, белые, черные – и все оттенки цвета кожи между ними.
Из них сочилась неприкрытая агрессия и напускная храбрость. Они считали себя лучшими в мире – и стремились, чтобы все это видели. Они разобьют любого врага, и ничто не сможет их остановить. Эта тема всплывала в разговорах не менее тысячи раз за день.
Конкретно мое подразделение, к которому я был придан, воевало на стороне еще одной группировки, которой руководил полевой командир Даниэль Чипенда. Когда-то он был сторонником МПЛА, но в результате аппаратных игр от реальной власти его отстранили, и он пустился в свободное плавание. Все 60 солдат EsquadraoChipe (Батальона Чипе) намеревались выиграть войну за Новую Анголу. Пока этого не произошло, солдаты рыскали по Новому Лиссабону в поисках настоящих или выдуманных целей и «шпионов». Молодой человек, которого сожгли, как раз и был одним из таких «шпионов».
Когда мы летели из Луанды, то в разговоре с попутчиком я невольно раскрыл свои соображения по поводу происходящего в стране. Моим соседом оказался молодой человек, направлявшийся домой, чтобы «навестить больного отца». Это был приятный и вежливый юноша, тщательно следивший за своими словами, но задававший довольно-таки прямолинейные вопросы (причем такие, ответы на которые я обычно стараюсь избегать, тем более в воюющем государстве). Что я думаю об Анголе? О Луанде? И, наконец, об МПЛА?
К этому моменту мы уже наполовину прикончили бутылку виски, которую я взял с собой, чтобы нормально перенести полет (в Луанде бутылка виски стоила на тот момент 200US$) и говорил более чем открыто. Я не видели никаких причин скрывать мою неприязнь к МПЛА, с ее промарксистской направленностью – тем более что она уже зазвала в страну сотни, если не тысячи кубинцев и их советских наставников, чтобы развернуть ход войны в свою пользу. Таким образом, я обозначил свою принадлежность.
Мой молодой приятель оказался капитаном в ФНЛА – фигурой довольно важной, поскольку по прибытии в Новый Лиссабон он без труда миновал все формальности и уехал в своем джипе с эскортом из 8 человек. Именно он назначил меня на должность «официального военного корреспондента» в своей роте. Позже он погиб в бою при Лобиту. Вспоминая все это, я сейчас благодарен судьбе за то, что тогда мне не довелось принимать участия ни в одном из крупных сражений. Пары перестрелок хватило за глаза.
По прошествии нескольких недель я собрал достаточно материала для репортажей и опять отправился на юг, с парой друзей из Родезии.
Время от времени патрули ФНЛА попадали под огонь снайперов. Хуже всего было на дороге в Лобиту, второй по значимости ангольский порт. Засады там происходили с регулярностью часового механизма – и потери несли обе стороны.
Даже просто подготовка к операции оставляла желать лучшего. Требовалось два или три дня, чтобы солдаты хотя бы настроились. Составлялись планы, собирались совещания, все проверялось и обговаривалось – но стоило прибыть какой-то новости с фронта, как тут же все возвращалось на круги своя. Как-то вечером мы собирались тронуться в путь, как у казармы с визгом затормозил джип. На заднем сиденье лежал один из бойцов Чипенды, с пулей в груди. Мертвый. Его подстрелили на пути в Лобиту и, судя по всему, он умирал всю дорогу.
Стоит начаться причитаниям и воплям – конца этому не будет. Португальцы (и в обычной-то жизни люди с перевернутым сознанием, что уж говорить про времена кризиса) все до единого возжелали взглянуть на тело. Женщины вопили от горя, мужчины открыто плакали – хотя насколько я помнил, при жизни погибшего на него никто не обращал ни малейшего внимания. В общем, этот цирк задержал наше отбытие на три дня. Все это время я обитал в местной штаб-квартире УНИТА, в отеле Amiral – там хотя бы еда была сносной, а порой можно было и помыться.
Но нельзя сказать, что бойцы EsquadraoChipe совсем ничего не делали. Иногда по утрам они уходили в город и через некоторое время возвращались с чемоданами, набитыми валютой (не местными деньгами, а настоящей валютой). Мои комментарии по поводу неожиданно свалившегося богатства натыкались на понимающие взгляды. Много позже, когда уже я покинул Анголу, я узнал, что подразделение систематически грабило банки в городах типа Сильва Порту, Читембу и Вила Арту де Паия. Что касается взрывов и взломов, то в этом они были экспертами. Если бы они еще и воевать умели так же хорошо…
Ночь всегда приносила сюрпризы. Иногда на окраинах города гремели мощные взрывы. В другой раз какой-то залетный патруль нарисовался перед отелем и устроил буйство. В ту ночь в Новом Лиссабоне никто не спал. На мои расспросы, что же случилось, все ошарашено отвечали: ну как же, в город ворвались террористы!
Самой серьезной проблемой были заставы и КПП на дорогах. Если блок-пост контролировался ФНЛА, то для проезда необходимо было предъявлять членскую карточку ФНЛА. Если застава была из УНИТА – то они в упор ничего не видели, кроме членских билетов УНИТА. В начале войны это еще можно было выносить, но позже все стало значительно хуже. Ситуация на фронтах менялась как погода в горах, и порой путешественник был вынужден иметь при себе три партбилета. Главной проблемой оставалось – как не вытащить партбилет МПЛА на КПП УНИТА.
Но даже если у тебя при себе есть нужная членская карточка – это не гарантирует от неприятностей. Когда мы под видом беженцев уезжали из страны с друзьями-родезийцами то на одном из блокпостов нас остановила группа солдат УНИТА – самому старшему из них было 13 лет. Поскольку мы были без оружия, то считались беженцами, и разыгрывали эту карту. Все было бы ничего, но внезапно случилось непоправимое.
В одном из Лендроверов солдаты обнаружили остатки гарпуна. Рукоятка – с точки зрения солдат – подозрительно напоминала оружие, хотя любому было ясно, что из него нельзя выстрелить ничем.
Под вопли «Pistole!!!» нас немедленно окружили, наставили на нас стволы, заставили поднять руки вверх и объявили шпионами МПЛА. Через два часа этот инцидент собрал все окрестное население в радиусе 10 километров. Эти маленькие агрессивно настроенные негодяи надрывались в воплях, вопя о нашей виновности. Судьба наша был понятна, а формальностях речь и не шла.
Для меня лично дело осложнялось еще и тем, что я был самым высоким из пленников, носил бороду, и с точки зрения этих юнцов, размахивавших передо мной своими АК, привлекательнее цели и желать не стоило.
Внезапно появился офицер – лейтенант ФНЛА, говорящий по-английски. Были в моей жизни случаи, когда я искренне верил в божественное провидение – и этот был как раз тот самый момент.
Через несколько месяцев я вновь пытался попасть в зону боевых действий, но уже со стороны Заира, на востоке. Поскольку я какое-то время провел в Луанде, а Заир поддерживал ФНЛА, то меня естественно обвинили в шпионаже в пользу МПЛА. Чорт побери, опять…
Когда я наконец доказал часовым то, что я мирный журналист и к МПЛА не имею никакого отношения, то меня отвели к местному командиру ФНЛА. Он в свою очередь обвинил меня в том, что я «дезертировал» из Нового Лиссабона перед наступлением врага.
В принципе он был прав – ни у кого я разрешения не спрашивал.
Просто потому, что не хотел.
Эл Фентер
https://archive.is/uRWUc
