Гэвин Хейнс
Гэри у себя дома – на заднем плане знамя 32-го батальона.
В эпоху белого режима в Южной Африке, раздираемой тогда расовыми противоречиями, в армии ЮАР существовала часть, которая постепенно заработала себе славу самой лучшей наемнической команды мира. Это 32-й батальон. Базировался он в Анголе, и задача бойцов этой части была предельно проста – на основании секретного приказа государства стирать с лица земли тех, кого правительство Южной Африки рассматривало как помеху. Они не отделяли себя от тех задач, которые ставил перед собой белый режим – как например подавление революционного Народного Движения за Освобождение Анголы (МПЛА). А потом, в 1993 году, Африканский Национальный Конгресс, который полным ходом шёл к власти, потребовал, чтобы батальон расформировали – в конце концов, это была банда черных под руководством белых, убивавшая других черных. Но в качестве последнего спасибо, уходящее белое правительство отдало солдатам батальона аж целый городок Помфрет – как место, где они могли бы спокойно встретить старость.
В 2004 году несколько жителей Помфрета попали на страницы мировой прессы – в качестве закованных в кандалы заключенных, которых зимбабвийские власти отдали под суд за попытку свержения правительства Экваториальной Гвинее. После такого скандала АНК вообще вознамерился снести городок с лица земли. Но, передумав, власти просто оставили город тихо умирать. В том же году по распоряжению властей, в городе была закрыта единственная поликлиника – и сегодня в Помфрете практически не имеется канализации, а работы нет в принципе. Бывшие солдаты 32-го батальона доживают свой век в грязи и нищете – ну, правда, и не предполагалось, что они старость они проведут в роскоши.
Некоторым бойцам 32-го батальона повезло – правительства и частные компании разных стран зачастую испытывают нехватку в умелых наемниках, и нанимают этих ребят за большие суммы в качестве опытных убийц по контракту. И по сей день бывшие военнослужащие 32-го батальона участвуют в правительственных и неправительственных операциях в Афганистане, Ираке, Абу-Даби и еще Бог знает где.
Гэри Свардт служил по призыву с 1979 по 1982 годы – в один из самых жарких периодов Пограничной Войны в Анголе – и командовал одним из подразделений 32-го батальона. Сегодня он владеет сварочным бизнесом и живет в скромном доме в Мелкбосстранде, в 40 минутах езды от Кейптауна. На днях он согласился рассказать нам малоизвестные моменты из истории своей части, и показать, как там всё было – для чего ему пришлось извлекать из картонных коробок фотографии убитых им ангольцев, старые ангольские деньги, личные фото и даже свой шприц-тюбик с морфием.
Это было снято за пределами военной базы Буффало – там был такой трущобный поселок, в котором, собственно, мы и жили, когда не ходили на боевые.
Вопрос: Откуда вообще возник 32-й батальон?
Гэри Свардт: Был такой человек, полковник Ян Брейтенбах – он сформировал боевую группу «Браво», и из нее вырос 32-й батальон. Во время Ангольской гражданской войны МПЛА вышибла сторонников Национального Фронта Освобождения Анголы (ФНЛА) в Намибию. А там они уже добрались до южноафриканской границы. Деваться им было некуда, так что Брейтенбах взял их под своё крыло и слепил из них то, что мы сегодня знаем как 32-й батальон. По сути, он просто вернул их обратно на войну, чтобы они отымели МПЛА. Девиз нашей части -
Proelio Procusi – и значит «Рожденные в бою».
Каков был национальный состав части?
В 1980 году, когда Родезия прекратила своё существование, у нас были родезийцы, бельгийцы, французы, австралийцы и даже новозеландцы. Многие из них воевали ранее в Родезийской легкой пехоте, в качестве профессиональных солдат. Как правило, у одного белого в подчинении находило 12 черных солдат, два белых сержанта и один черный. Эти черные ребята воевали с МПЛА, начиная еще с 1960-х годов, так что кое-кому из них катило уже под 50 лет, но это были матерущие ветераны. Я-то пришел в батальон зеленым 20-летним юнцом, пороха вообще не нюхавшим – уважение коллег надо было завоевывать. Но мы этому учились быстро.
Когда вы начинали службу в 32-м батальоне, рейды южноафриканцев в Анголу держались в строгом секрете. Такая цензура для прессы – она была чисто номинальная или нет? Ясно же, что слухи гуляли, люди обсуждали, да?
Ничего подобного. Никто тогда ничего не знал. Мы работали исключительно в Анголе и только, более нигде. Ну, по крайней мере, я не помню, чтобы мы проводили операции еще где-то. Все наше снаряжение было «стерильным» – т.е. без всяких маркировок, так что в случае нашего плена правительство могло спокойно отрицать, что мы принадлежим к ВС ЮАР. Мы даже родителям ничего не сообщали – у меня, например, мать полагала, что я служу кладовщиком в каком-то из гарнизонов на территории Республики. Если бы я погиб, то, думаю, ей бы сообщили, что я погиб, проходя службу на складе.
Но это все поменялось еще при вас...
Да. Один из мох сержантов, парень по имени Тревор Эдвардс, бывший родезиец, ушел в самоволку и пропал. Спустя несколько месяцев он объявился в Лондоне, в одном из офисов СВАПО – Организации Народов Юго-Западной Африки – те самые парни, против которых мы воевали. Он наговорил им вагон всякой чепухи, типа того, что «нас учили убивать всё, что стоит на нашем пути». Бред сивой кобылы! Наоборот, мы заботились о местном населении, поскольку именно оно снабжало нас водой. Ну, Эдвардс никогда не был хорошим солдатом – несмотря на то, что ему платили именно за то, чтобы он хорошо воевал. Я не то чтобы пытаюсь очернить его, наверняка у него были свои причины, чтобы так поступить – но именно после его интервью всё реально встало на уши.
Как вам отдавали приказы?
Очень просто. Нам указывали район на карте и говорили: «Вот ваша зона ответственности – квадрат 30х30 миль. Мы хотим, чтобы вы его зачистили». В сущности, наша задача сводилась к тому, чтобы обезопасить южную Анголу. Ну а как еще ее можно было обезопасить, кроме как зачистить от людей, представлявших опасность?
И как вы это делали?
Вертолет высаживал нас в тылу врага – группы работали по пять недель. Что касается вооружения, то оно было только легким. У нас имелась радиосвязь – как единственный способ общения с внешним миром.
На заднем плане виден взрыв бомбы с белым фосфором, один из наших бежит в укрытие. Эта дрянь смертельно опасна и в те дни она была запрещена к использованию, согласно нескольким Женевским конвенциям.
Вы действительно были настолько хороши, как о вас говорят?
Если честно, то ни одна боевая часть с нами и рядом не стояла. Мы уничтожили больше врагов, чем все остальные вооруженные силы вместе взятые. Мы – ЮАР – мы не знали поражений. В конце концов, нас остановили политики – потому что они хотели влиться в мировое сообщество и прочая хренотень. Но мы даже близко к поражению не были. Никоим образом. Сегодняшняя южноафриканская армия – это анекдот, у меня руки опускаются, когда я на это гляжу. В то время мы были одной из лучших армий мира.
А вам не кажется странным, что ваши сослуживцы – чёрные – сражались за то, чтобы сохранить систему, которая относилась к ним, как к людям второго сорта?
Мы об этом вообще не думали. Мы концентрировались на том, что нам надо сделать. Мы слабо понимали, что такое апартхейд. Мы сражались бок о бок с парнями всех наций, от овамбо до коса, и в нашем мире слова «апартхейд» просто не существовало. Когда ты работаешь в буше, то тебе даже не приходит в голову мысль как-то сторониться своей части. Мы были безусловно преданы друг другу, своей части, а уж только потом, где-то там выше по цепочке – нашему правительству. Мы получали ровно то же жалование, как и парень, который сидел где-нибудь в Претории в офисе – что было сущими грошами.
Когда вы не работали на боевых, то жили на базе в Намибии, на Полосе Каприви. Каково там было?
Мы там построили городок, называвшийся Буффало. Дома из тростника, электричества не было, мылись мы в реке. У нас там был один парень, Коос Крюгер, он позже заработал прозвище Коос Крокодил – как-то раз он, помывшись, выходил из воды и его крокодил цапнул за ногу. Обычно кто-то из нас сидел на берегу с оружием – на случай таких вот ситуаций. Но в тот момент с того места стрелять было неудобно – угол стрельбы не тот, риск промазать. Коос знал, что у крокодилов в горле есть такой типа клапан, который перекрывает дыхательные пути и не дает им утонуть. Он как-то умудрился его разжать и утопил крокодила. Вот это была битва, скажу я вам.
Солдаты 32-го батальона в ангольском буше
Известно, что бок о бок с МПЛА воевали и кубинцы. Вы с ними сталкивались?
Конечно. Мы им надрали задницу. Мы даже сумели взять в плен русского. Мы тогда одновременно атаковали две базы. Вроде бы он был в обеспечении. Его жена погибла, а ребенок сбежал в пустыню и пропал без вести.
Вы его допрашивали?
Да. Русский – это был супер-трофей. Через два часа после плена он уже летел в Преторию.
Вы с кем-нибудь общаетесь из бывших сослуживцев?
Да. На днях разговаривал со своим бывшим сержантом.
Он участвовал в провалившемся перевороте в Экваториальной Гвинее?
Да. Год отсидел в зимбабвийской тюрьме.
Вам удалось послать ему (или другим заключенным) что-нибудь в тюрьму, типа посылки?
Нет. Когда они сидели, мы с ними никак не могли общаться, даже через посылки.
После месяца, проведенного в буше, оружие чистилось, проверялось и убиралось на склад. На этом фото видно, какими отощавшими мы возвращались с боевых.
Репутация 32-го батальона привела к тому, что его бывшие бойцы стали цениться на вес золота…
Вы просто не поверите, сколько наших сейчас занято в разных операциях. По всей планете: в Ираке, в Афганистане, в Абу Даби – там они готовят вооруженные силы. В Дубае они занимаются личной охраной. В общем, ткните пальцем и…
А у вас было желание пойти в личную охрану после службы?
Искушение было. Морковка-то всегда перед носом висит. Я в том плане, что эти парни получают до 15 тысяч долларов в месяц. Но за эти деньги приходится напрямую рисковать шкурой. Наниматели хотят спецов, а не просто «всякого Якова». А у 32-го батальона огромный опыт в самых разных методах ведения боевых действий. После того, как я уволился со службы, я продолжал жить с родителями – ко мне приходили друзья и потрясали пачками денег за разную рисковую работу. Я, например, почти ввязался в тот переворот на Сейшелах в 1982 году. Это была чистая наёмническая операция. Нескольким парням, которых взяли на Сейшелах, навесили смертную казнь, так что, для меня даже к лучшему, что я не принял участие в той операции. Я просто пытался жить после армии.
Надо полагать, что вы знакомы с людьми из Executive Outcomes – самой известной частной армии?
Ну, владелец этой армии был наш, из 32-го батальона. Люди всякое о них болтали, но они-то погасили кучу войн в Африке. В Сьерра-Леоне они в пыль раскатали повстанцев – что ООН и британцы безуспешно пытались сделать несколько лет. Наши парни сделали это за три месяца – и все они были из 32-го батальона.
Вот это решение АНК очистить Помфрет – оно как-то связано с тем, что у 32-го батальона образовалась такая наёмническая репутация?
То, что они сделали с ветеранами – это позор. Парни остались ни с чем. Т.е. вообще ни с чем. Давайте пока отставим политику в сторону – не касаясь всех этих политических вопросов, одно-то остается неизменным: эти парни воевали за Южную Африку. Некоторые инвалидами после этого стали, кому-то ноги взрывом оторвало. Им всем уже за 40 или за 50. И что им теперь делать? Вот потому мы пытаемся как-то им помочь. У меня в гараже два ящика с одеждой, я на днях отправляю их в Помфрет.
То что АНК потребовал распустить 32-й батальон в 1993 году – могло ли это быть из-за того, что ангольцев посчитали предателями идеи черного национализма?
Ну, я об этом не знаю. Я просто думаю, что АНК испугался. Испугался того, на что мы были способны. Мы были настолько хорошо подготовлены и так организованы, что случись чего, ну, попытка переворота, скажем – это было бы делом рук 32-го батальона. Я полагаю, что именно это АНК и беспокоило.
В ЮАР использовали словечко bossies – когда речь заходила о пост-травматических расстройствах у ветеранов войны и нервных срывах на этой почве. Это касалось поколения, которое воевало на Пограничной войне. У вас было такое?
Нет. Ну, понимаете, вот мой лучший друг погиб, когда ему было 19 лет – и с тех пор дня не проходит, чтобы я его не вспоминал. Ему пуля прилетела в голову. Один выстрел. Я бы, конечно, дико хотел видеть его рядом, чтобы он тут сидел и пил с нами пиво, но, в конце концов, так рассуждая – это был его выбор, воевать или нет, а война это всегда риск погибнуть. Собственно, ты так и решаешь – как тебе жить. Это твой выбор.
Мы всегда старались завоевать сердца и умы ангольцев – они делились с нами жизненно необходимой информацией и разрешали использовать свои колодцы, а они были единственным источником воды.
32 батальон расслабляется на берегах реки Окаванго.
